Но однажды она вдруг услышала за своей спиной:
- А, Минуточка! Я вас сразу узнал по голосу.
Она тоже узнала его по голосу. Но это был и его и не его голос: сейчас он звучал мягко и весело.
Таня осторожно обернулась и увидела в полуоткрытой двери высокого и стройного капитан-лейтенанта. У него было сухощавое, с правильными чертами лицо: прямой - «римский» - нос, красиво очерченные губы, густые темные брови и поразительно чистые светло-голубые глаза. Они смотрели на Таню с недоверчивым удивлением.
- Так это вы и есть?-Он шире распахнул дверь.- Здравствуйте. Вот не ожидал…
Наверное, он тоже представлял ее другой.
- А вы - Гвоздев,-уверенно сказала Таня.
- Точно! - Он все еще рассматривал ее удивленно, но в этом удивлении уже не было недоверия, а проскальзывало что-то радостное. Потом он серьезно сказал: - Вот что, Минуточка. Вы когда сменитесь? В шестнадцать? Тогда мы сегодня пойдем в кино. Решено?
- Хорошо, - согласилась Таня неожиданно для самой себя. Потом вдруг опомнилась, хотела что-то сказать, но Гвоздев уже ушел. И это ее почему-то особенно обидело.
«Сколько в нем самодовольства! - думала Таня.- Ведь он, собственно, и моего согласия спросил только ради формальности. Он, видимо, уверен в своей неотразимости. А я, дурочка, согласилась. Ну уж дудки! В кино я с ним не пойду!»
Но она пошла. Гвоздев встретил ее у штаба. Стоял у крыльца и нетерпеливо постукивал по колену свернутой в трубочку газетой. Должно быть, ему было неловко стоять вот так, на виду у всего штаба.
Таня тоже испытывала большую неловкость. Она вот уже четыре месяца работала в бригаде, но еще ни разу ни с кем из мужчин никуда не ходила, хотя от всевозможных приглашений едва успевала отбиваться. За ней в бригаде прочно утвердилась репутация недотроги, и многие из ее поклонников теперь настойчиво атаковали Настю Шершневу - девушку некрасивую, но зато менее строгую.
А может быть, Тане неловко было еще и оттого, что она и сама не знала, почему идет с Гвоздевым. Ей и хотелось и не хотелось идти. Наверное, в нем было что-то такое, что заставляло просто повиноваться ему.
Гвоздев был тщательно выбрит. Воротничок рубашки девственно чист. Вряд ли Гвоздев успел съездить на свой корабль. Скорее всего, он одолжил воротничок у кого-то из своих приятелей. Воротничок был великоват и оттого морщился, то и дело выскальзывал из-под лацкана тужурки, и Гвоздев сердито запихивал ее обратно. «А ведь это он, наверное, для меня сделал!»-самодовольно отметила про себя Таня. И ее ужасно умилял этот непокорный воротничок.
Смотрели «Карнавальную ночь». Гвоздев смеялся звонко и заразительно. До отказа набитый людьми дощатый сарай, наспех приспособленный под зрительный зал, содрогался от взрывов хохота.
А Таня потихоньку плакала. Она вспомнила Москву, выпускной бал, веселую толкотню станций метрополитена, и ей стало жаль себя. Зачем она приехала в этот суровый заполярный край? Ведь все равно ома не стала строителем. Не стала потому, что бригадир сразу же сказал ей: «Не сдюжишь ты, девушка. Здоровье твое, видать, хрупкое и еще больше его надрывать никакого резону нет. Найдем тебе что-нибудь полегче». И ее послали на курсы телефонисток, а потом сюда, в эту еще необжитую бухту, которая почему-то называется «губой». Все это ей казалось сейчас нелепым и жестоким. Телефонисткой она могла бы работать и в Москве.
Гвоздев вдруг спросил:
- Что с вами?
- Ничего. Просто так.
Он близко нагнулся к ней и, положив ей на плечо руку, сказал:
- Не надо.
Больше он не смеялся.
Когда зажгли свет, Таня сказала:
- Вот видите, я вам только настроение испортила.
Гвоздев хотел что-то ответить, но в это время к ним
подошел Савин. Он приветливо кивнул Тане, пожал руку Гвоздеву и спросил:
- Как это вам, Танечка, удалось затралить этого отшельника? И у тебя, Борис, губа не дура.
- Послушай, - угрожающе произнес Гвоздев. - Тебе лучше помолчать.
- Смотрите-ка, он и сейчас разыгрывает святую невинность!- Савин рассмеялся.
- Идемте отсюда. - Гвоздев тронул Таню за локоть.
Они долго шли молча. Гвоздев сердито чиркал спичками. Они ломались. Наконец он прикурил и сказал:
- Извините, что так получилось. А на Савина не обращайте внимания. Он даже не понял своей бестактности.
- А вы никогда не бываете грубым? -спросила Таня.
- Вы это замечали?
- Да.
Гвоздев внимательно посмотрел на нее. Потом признался:
- Трудно мне, Минуточка. Можно мне вас так звать?
Таня кивнула.
- Так вот, бывает очень трудно. Командир-то я еще молодой. Ну и… Вы понимаете? Я сам себя иногда ловлю на этом. А заменить эту грубость чем-то другим пока еще не умею. Вы понимаете, о чем я говорю?