Я запрещаю своим подданным охотиться на людей. Возобновление войны не нужно ни эглам, ни людям. Мой народ малочислен, а люди размножаются быстро, как рыбы. Если бы наша земля не была окружена Великой Волной, они уже давно заполонили бы все вокруг. Уничтожить людей, живущих на острове, в моих силах, но я не хочу этого. Смерть — инструмент косной материи, оружие завистливых древних богов. Мы можем быть врагами друг другу, но у нас есть общий противник. Все мы — и эглы, и люди, и безымянные расы, канувшие в бездну прошлых времен, — противостоим безликой предвечной тьме, стирающей различия, поглощающей все, что мыслит и чувствует. Поэтому я запрещаю охоту на людей, хотя и знаю, что некоторые эглы порой нарушают мой приказ. Особенно те, что охотятся в одиночку у дальних пределов подземной страны, на самом краю паутины Великого Единства…
Много лет назад в своих бесконечных размышлениях я увидел путь, выводящий обе наши расы из тупика, в котором они оказались. Я предвижу, что мой великий план переделки людского рода скоро даст свои плоды. Два раза в год напуганные подземным гневом люди присылают мне своих малышей, и я отдаю их Делателям. И пусть пока не все получается, как задумано, — рано или поздно мы выведем расу сверхлюдей, которые станут настоящими хозяевами земли. Они будут сильными, эти существа, им нипочем будут долгие зимы, время от времени сковывающие наш мир льдом. Они смогут жить и на земле, и под землей, и даже море станет для них надежным домом. Я вижу их могучими, но не враждебными, послушными, но не рабски покорными, сознающими сложность вселенских соответствий, но не пытающимися изменить их. Созданные нами, они станут относиться к эглам как к мудрым учителям и опекунам. Ради них, будущих властителей земли, многие поколения моих предшественников исполняли свой главный долг, поддерживая Всемирное Равновесие. Когда завершится цикл и мой наследник Уну-Неб-Тэт, Достигший Могущества, будет ослеплен, чтобы иллюзии видимого мира не смущали его разум, я уступлю ему место Хранителя Равновесия, и воды подземного озера Уц-Абри, никогда не отражавшие свет, примут меня, как принимали всех правителей эглов на протяжении тысячелетий. Но перед тем как уйти в предвечную тьму, я должен объяснить Уну-Неб-Тэту, подрастающему сейчас в уютной и теплой Пещере Преемника, для чего нам, властителям подземного народа, дана великая сила, удерживающая колесницы небесных убийц на безопасном расстоянии от нашего мира…
Я размышляю об этом, ожидая, пока снежная обезьяна (люди называют ее кабирра) принесет мне человека — чужака, прибывшего из-за Великой Волны. Время от времени такое случается. Утлые приспособления, которыми люди пользуются, чтобы пересекать морские просторы, не в силах преодолеть поток вечно стремящейся к небесам воды и рассыпаются в щепы, но оставшихся в живых порой выбрасывает на берег. Прежде люди охотно принимали этих морских скитальцев в свои гнезда, но я прекратил это из опасения, что свежая кровь может чересчур усилить островитян. Зная природу людей, я не стал прибегать к запретам, но пообещал платить за каждого пойманного чужеземца полновесной мерой орихалка. С тех пор мне исправно доставляют все новых и новых моряков, прибывающих из разных краев света, — и каждый раз, когда это происходит, я думаю, что нет у человека большего врага, чем он сам.
Я погружен в размышления и не сразу замечаю, что внизу, у самого подножия трона, распростерлись два Серебряных гвардейца из передового охранения дороги, связывающей Пещеру Раздумий с тем местом, которое люди называют Кровавой Ареной. Конечно, я не вижу их — мои глаза давным-давно стали пищей огромных, медлительных и безвредных слизней-ирруа, обитателей пересохших колодцев. Как и всех моих предшественников, меня однажды погрузили в крепкий, лишенный сновидений сон и положили слизней мне на глазницы. Добрые ирруа выделяют специальный сок, делающий эту процедуру совершенно безболезненной. С тех пор я считаюсь слепцом, но мое внутреннее зрение, освободившееся от рабской зависимости, способно проникать безгранично далеко в просторы окружающей наш мир бездны. Способно оно, разумеется, и определить, что две излучающие слабое тепло фигурки, замершие у ступеней трона, закованы в серебристые панцири Гвардии Верхнего Города.
Гвардейцы пребывают в священном оцепенении, и мне приходится ласково коснуться каждого своими нижними усиками, показывая, что я совсем не сержусь. Даже после этого они не осмеливаются сразу встать: эти простодушные офицеры из дальних гнезд всегда теряются, попадая в столичные пещеры.
Наконец гвардейцы собираются с духом и докладывают мне о чрезвычайном происшествии. Снежная обезьяна в срок не вернулась, говорят они, вместо нее появились два человека, один, по всей видимости, тот самый чужеземец, что сражался с кабиррой на Кровавой Арене. Второй — не взрослая особь, но и не ребенок; откуда он взялся, им неведомо. Взрослый имел при себе оружие, но при первом же угрожающем жесте гвардейцев добровольно расстался с ним, торжественно передав пояс с мечами старшему офицеру охранения. Оба вели себя крайне миролюбиво, постоянно повторяя (на человеческом языке и с помощью знаков), что стремятся предстать перед великим королем подземного народа. По всей видимости, гвардейцы растерялись. Их огромный численный перевес не позволял всерьез рассматривать людей как угрозу, подлежащую немедленному уничтожению; с другой стороны, непонятное исчезновение кабирры тревожило командиров. Может быть, армия людей внезапно вторглась в страну эглов, и эти двое — всего лишь передовой отряд, дальняя разведка? Тогда убивать их тем более неразумно. Рассудив таким образом, старший офицер охранения приказал усилить патрулирование дороги и вызвал дополнительные подкрепления из близлежащих гнезд. Людей связали (причем, как дважды повторили гвардейцы, они не оказывали сопротивления, хотя и выглядели крайне недовольными) и, погрузив на туннельные повозки, отправили вниз, в Пещеру Раздумий.
Так, значит, они теперь здесь, утвердительно говорю я. Гвардейцы выглядят испуганными. Пленники в Гранитных Покоях, докладывают они, по-прежнему связанные, под усиленной охраной… Я чувствую легкую вибрацию в их голосах. В чем дело, спрашиваю я мягко, в чем вы боитесь признаться мне, дети? Оба серебристых офицера трепещут и прижимаются к полу. Простите нас, Отец, бормочут они, мы не осмелились переломать им конечности… Дети, дети, говорю я, это не имеет никакого значения, ведь их всего двое и они надежно связаны. Однако почему вы пренебрегли приказом? Выясняется, что старший из людей представился послом какой-то далекой могущественной державы, король которой якобы хочет заключить со мной союз. Сбитые с толку офицеры не смогли решить, как вести себя с такой важной птицей, и, опасаясь моего гнева, не стали калечить пленников. Иногда я думаю, что напрасно велел защитникам Верхнего Города изучать человеческую речь.
Нехорошо. Я трачу несколько секунд на размышления — что делать с этими бестолковыми гвардейцами. Отправлять их обратно наверх неразумно — кого они приведут мне в следующий раз?
Наказывать — не менее глупо; оба выполняли свой долг, а за это не карают. Прихожу к выводу, что корень зла таится в Нерешительности обоих особей; их Малое Единство, столь необходимое боевым эглам, лишь усиливает этот недостаток. Как обычно, найденное решение приносит мне несколько мгновений радости и покоя; порадовавшись, я вытягиваю свои нижние усики и опускаю их в воронки на теменных костях обоих офицеров. Ощущаю тесно переплетенные структуры их личностей, паутину Единств — Малого и Великого, тонкие нити, соединяющие моих гвардейцев с подземным и небесным мирами, со всем, что существует, существовало и будет существовать на свете. Дотрагиваюсь до паутинки Малого Единства и резким движением разрываю ее надвое.
Миг удивления — всего лишь один миг. Серебряные гвардейцы вздрагивают, но продолжают поедать меня преданными глазами. Все, как и раньше, только теперь взгляд у каждого свой. Взгляд одинокой особи, которой еще предстоит найти своего партнера. Что ж, дети, ищите — я, Дхут-Ас-Убэсти, надеюсь, что ваши будущие боевые товарищи окажутся решительнее и сообразительнее вас…