Разобравшись с гвардейцами, приказываю привести пленников. Ни на миг не забывая о безопасности, велю охране занять все входы и выходы из Пещеры Раздумий, встать на трех опоясывающих ее галереях и перекрыть подступы к трону. Возможно, люди посчитают меня трусом — о, я знаю, что означает это слово, — но правитель эглов не вправе рисковать Равновесием. Даже когда мне приносят людей со сломанными руками и ногами, людей с перебитым позвоночником, людей, в которых едва теплится жизнь, я всегда окружаю себя плотным кольцом охраны. Люди коварны и хитры — это один из главных уроков великой войны, в которой эглы, по счастью, одержали верх. Или, по крайней мере, не потерпели поражения, что порой бывает не менее важно…
Их вводят. Я неподвижно сижу на троне, ощупывая воображаемыми усиками тех, кто стоит в дальнем конце пещеры в окружении пятидесяти отборных боевых особей столичного гарнизона. Конечно, их внешность безобразна, как у всех людей, но какое это имеет значение? Для истинно видящих и самый совершенный эгл, и самый отвратительный человек — всего лишь вытянутые луковицы светящихся оболочек. Куда интереснее играть с теми образами, которые возникают перед моим внутренним зрением, когда я стараюсь думать о пленниках отстранение, как о чем-то существующем помимо вековой вражды наших рас. Один похож на какое-то большое, гибкое и опасное животное. Он сжат, как пружина, его глаза — я чувствую их даже на таком расстоянии — беспокойно ощупывают пещеру, скользят по моему панцирю. Каким-то образом этот человек победил гиганта-кабирру. Как ему это удалось? К сожалению, он стоит слишком далеко, чтобы я мог дотянуться до него своим хоботком. Но рано или поздно Он приблизится, и тогда я все узнаю.
Второй куда меньше и слабее. Он напуган и растерян, жмется к большому, словно надеясь на спасение. Похоже, между ними существует Малое Единство. Может быть, это пара отец — детеныш? У людей Малое Единство чаще всего возникает между родителями и детьми, Великого же Единства у них нет вовсе.
— Подойдите, — говорю я на языке людей. Я знаю несколько таких языков — мореходы, попадавшие ко мне в гости, приплывали из разных стран света. Сейчас я говорю на языке, общем для всего острова. Я вижу — они понимают мои слова.
Большой человек, настороженно озираясь по сторонам, делает неуверенный шаг вперед. Я подаю знак солдатам, и они начинают подталкивать пленников поближе к трону. Ближе, еще ближе… Так, хорошо. Я пытаюсь проникнуть под плотные слои светящихся оболочек старшего из людей. Невидимые усики проскальзывают в микроскопические щели, нащупывают дорогу к мерцающему янтарным светом ядру… Человек вздрагивает, лицо его на мгновение искажается гримасой отвращения. Я поспешно убираю усики.
— Неужели мы не можем поговорить по-человечески, Дхут-Ас-Убэсти? — дрожащим от напряжения голосом спрашивает он.
Я поражен. Мое тронное имя неизвестно никому из островитян, откуда же его может знать какой-то пришлый чужак? Но я не могу позволить захватить себя врасплох, поэтому отвечаю насмешливо:
— Не забывай, что я — не человек, чужеземец. И раз уж ты знаешь, как меня зовут, назови и свое имя.
Пленник выпрямляется так гордо, словно и впрямь чувствует себя послом. Мне хочется рассмеяться ему в лицо, но я, разумеется, сдерживаюсь.
— Кешер из Дома Аш-Тот, Яшмовый Тигр, Мастер Меча. Я прибыл к тебе по велению владык Моря и Суши великой Аталанты, с предложением братской дружбы между нашими народами.
— Не с той ли ты Аталанты, — перебиваю его я, — откуда пришли предки людей, обитающих наверху?
— Аталанта одна, Дхут-Ас-Убэсти, — надменно отвечает называющий себя Яшмовым Тигром, — величайшая держава мира, правящая народами по обе стороны океана. Неизмерима ее мощь, несравненна слава. Немногие правители могут похвастаться тем, что владыки Моря и Суши называли их братьями… Голос его звучит уже не так напряженно, но внутри он по-прежнему собран, как изготовившийся к прыжку хищник. Я подумываю о том, чтобы коснуться его своим хоботком. Верхний народ уверен, что тех, кто попадает ко мне с Кровавой Арены, я съедаю. Это, конечно, не так. Правители эглов вообще не едят мяса, наши огромные, искусственно выращенные тела не принимают грубой и твердой пищи. Все дело в моем великом плане создания сверхлюдей, для которого требуется все больше и больше материала. Если этот высокомерный посол действительно прибыл из Аталанты, в его голове наверняка есть много такого, что пригодится моим Делателям. Но я медлю, не желая отказывать себе в развлечении, — мне редко удается побеседовать с попадающими сюда людьми.
— Как ты победил кабирру, человек Кешер? — спрашиваю я, специально не обращая внимания на его гордые слова. — Еще никому из людей за все века, что существует ритуал поединка, не удавалось одолеть бойца эглов.
Он улыбается — я, конечно, не вижу его улыбки, но она почти светится в темноте пещеры.
— Меня учили всегда оставаться в живых, Дхут-Ас-Убэсти, — говорит он, в третий раз повторяя мое имя. — И, между нами говоря, гигантская уродливая обезьяна — далеко не самый страшный противник, с которым я встречался.
Я перевожу внутренний взгляд на его спутника. Его светящиеся покровы темнее, чем у Кешера, — скорее всего, это следствие сильного страха, но, возможно, где-то в глубине его души таится невидимое мне зло. Почему-то мне не очень хочется дотрагиваться до его оболочек.
— Ты пришел не один, — говорю я. — Твой спутник тоже сражался с кабиррой?
Люди обмениваются взглядами. Я чувствую, как их встретившиеся взгляды высекают в темноте искру, как если бы кремень ударил о кремень.
— Нет, — отвечает наконец Кешер. — Но он всюду сопровождал меня, не бросил и здесь, в мрачном подземном мире. Позволь представить тебе Ори из Дома Орихалка, моего младшего товарища и оруженосца.
Что ж, Ори так Ори. Но слова про мрачный подземный мир задевают меня.
— Ты несправедлив, человек, — говорю я. — Страна моего народа прекрасна для тех, кто умеет видеть и владеет истинным зрением. Здесь есть великолепные мраморные пещеры, огромные кристаллы горного хрусталя над смоляными озерами, россыпи золота и жилы орихалка… Ты ведь за ори-халком пришел сюда, Кешер Яшмовый Тигр?
Человек хорошо владеет собой. В его голосе — холодное удивление.
— Прости меня, Дхут-Ас-Убэсти, мне казалось, я выразился достаточно ясно. Я принес тебе привет от владык Аталанты и предложение дружбы.
— Мой народ знает цену словам людей. Вы считаете нас страшными подземными демонами, охотящимися по ночам, — о какой дружбе ты говоришь, человек? Скажи лучше, что понадобилось твоим владыкам от моего народа?
Он не успевает ответить — его маленький спутник неожиданно делает шаг вперед и, упираясь грудью в копье одного из моих телохранителей, кричит:
— А кто же вы есть, как не демоны? По ночам, скажешь, не охотитесь? А на меня вчера ночью кто напал, тушканчик? Чуть душу всю не высосала, тварь проклятая!
Кешер Аш-Тот что-то резко кричит, и Ори затихает на полуслове. Я внимательно смотрю на него, потом протягиваю невидимые усики и осторожно дотрагиваюсь до верхней светящейся оболочки. Да, детеныш говорит правду. Какой-то эгл, по-видимому охотник-одиночка, пытался убить его, но потерпел неудачу. Почему — я не понимаю. Ответ скорее всего лежит глубже, и я начинаю постепенно запускать усики в сердцевину его светящейся луковицы.
— Не сердись на моего оруженосца, владыка, — говорит Кешер. В его голосе я ощущаю скрытую тревогу. — Он еще ребенок и бывает несдержан. Поговорим лучше о том, чем выгодна для твоего королевства дружба с Аталантой…
Пока он пытается отвлечь меня разговором, я полностью подчиняю себе разум детеныша. Это оказывается несложно — его обучали повиновению с самого раннего возраста. Ори застывает, словно хорошо вымуштрованная боевая особь, на лице его — бессмысленное блаженство. Я осторожно пробую проникнуть за последний защитный барьер, туда, где лежат ответы на все мои вопросы, и именно в этот момент испытываю сильный приступ тошноты — верный признак того, что Равновесию что-то угрожает.
К счастью, такое случается довольно редко. К несчастью, это всегда происходит не вовремя. Я мгновенно забываю о пленниках, об усиках, оставшихся в светящейся луковице маленького человека, о намерении использовать посла Аталанты для нужд своего великого плана, даже о самом плане. Исчезает Пещера Раздумий, подземная страна, остров, окруженный Великой Волной… Мир становится огромным ковром, сотканным из разноцветных нитей, замысловатый узор которого выражает идею Вселенского Равновесия. Я чувствую себя повисшим в центре невидимой паутины, связующей наш мир со звездами и планетами бескрайнего неба, я раскачиваюсь на канатах гигантской сети и пытаюсь определить, откуда исходит угроза Равновесию.