-Кровопийцы! – не сбавляла оборотов Бекки.
-Знают, что без них никак, и будут качать права!
Марлин возвела глаза к потолку и попросила у Санты много-много терпения.
-Конечно, – заметила она, глядя все так же вверх, туда, где по светлым пластиковым панелям метались тени, – если бы мои соседи-коммандос еще были моими соседями, я бы…
Бекки и Стейси дружно захихикали, прикрыв рты ладошками, как будто речь зашла о чем-то не совсем приличном или щекотливом. Марлин с неудовольствием оторвалась от созерцания потолка и перевела взгляд на собеседниц.
-Что такое? – недовольно вопросила она.
-Твои коммандос, – прыснула Стейси.
-Которые были соседями, – хихикнула Бекки.
-Ты же не веришь в это на самом деле?
Марлин выразительно выгнула одну бровь. Она знала, что выглядит внушительно, как молчаливое воплощение сомнений. Однако молчаливое сомнение оказалось недостаточным, чтобы поразить толстую броню уверенности ее кузин.
-Верю чему? – пришлось озвучить ей вслух.
-Ну, всем этим их россказням.
-Про шпионаж!
-Про миссии!
-И про всякую джеймсо-бондовщину! – Стейси даже засветилась от удовольствия, выпалив последнее слово, такое емкое и внушительное. Марлин была в некотором замешательстве.
-Девочки, – попробовала было начать она, – что вы несете. По-моему, в округе все, включая Морта, знали, кто они…
-Знали то, что они рассказывали, – поправила ее Бекки, предостерегающе качая перед носом собеседницы пальчиком. – А это две большие разницы!
-Знаете, – в растерянности от такого внезапного выпада начала Марлин, – я была у них на базе. В смысле в доме. И это…
-Мало ли, какого хлама кто натащил в дом! – фыркнула Бекки.
-И какой дурацкий сделал там дизайн! – закивала ее сестра.
-Марлин, дорогуша, ты же не полагаешь в самом деле, что какие-нибудь спецагенты, или кто они там, живут вот так запросто у всех на виду в коттеджном городке в предместьях Нью-Йорка?
-Это просто смешно!
-Не то чтобы я была специалистом в этой области, – вынуждена была признать Марлин, – но ведь живут же эти самые спец-агенты хоть где-нибудь?!
-Ну, наверное, есть специальные места, – беспечно махнула ручкой Бекки.
-Лагеря!
-Секретные базы!
-Зона пятьдесят один!
Марлин помассировала висок, пытаясь спастись от этого массированного натиска с обоих флангов.
-К тому же, – припомнила Стейси, – вспомни этого милого малыша, их младшего.
-Пончик!
-Котик!
-Лапочка!
-Конечно, Прапор – лапочка, – тщетно пыталась поспеть за ними обоими Марлин, – и что же с того?
-Как он может быть каким-то там агентом?! – торжествующе воскликнула кузина. – Он же милаш!
-Сладкий буся!
-Уруруша!
-Ну и что? Он, может, за прочих троих старается… – Марлин припомнила прочих троих и мысленно сама для себя признала, что если представить бывших ее соседей в виде дроби, то знаменатель милости и урурушества Прапора никак не оправдывает числитель состава команды, состоящий в основном из паранойи и теорий заговоров. Из задумчивости ее вывело покровительственное похлопывание по плечу.
-Так что не расстраивайся, – проговорила Бекки, очевидно, заканчивая ранее начатую фразу. – Конечно, я понимаю, было бы даже лестно жить бок о бок с какими-нибудь крутыми ребятами…
-Героями!
-…но это очень уж фантастично.
Марлин почувствовала себя уязвленной. Кажется, ее кузины обе полагали, что бывшее ее соседство с четырьмя «спец-агентами» – которые походили больше не на агентов, а на отряд наемников – повод для гордости. Марлин как будто задирает нос и хвастает таким знакомством, а ее здравомыслящие и прагматичные кузины – это Бекки и Стейси-то! – опускают ее с небес на землю. Подумать только…
Она надулась и умолкла, скрестив руки на груди, да и ноги тоже скрестив, всем своим видом показывая, какого она мнения о позиции кузин. Те же приняли еще более веселый и покровительственный вид и принялись обращаться с Марлин, как с ребенком, стараясь отвлечь ее то леденцами, то чьим-то красивым шарфом, спрашивая, что она думает о подобном фасоне. Марлин не глядела ни на конфеты, ни на шарф. Мрачный взгляд ее был устремлен через весь терминал, как будто она работала тут охранником или наблюдателем. Множество людей вокруг представилось ей неожиданно каким-то безликим морем. Ее взгляд безучастно скользил от одной группы к другой, ни на ком не задерживаясь. Бегающие друг за дружкой вокруг груды вещей дети, мальчик и девочка. Фотографирующиеся на фоне елки приезжие. Воркующая парочка под искусственной омелой. Галдящие на своем языке иностранные студенты – кажется, азиаты. Меланхоличный полный мистер, читающий газету с самым скорбным видом и позволяющий людскому потоку самому обтекать его. Очередь у кофейного автомата. Все это Марлин обозрела с высокомерием вдовствующей королевы-матери, ни на ком не задерживаясь, ни на ком не останавливаясь, пока… Пока что-то не выбилось из этой общей массы. И взгляд ее не заметался по пестрой толпе, зацепившийся секунду назад за что-то, что разбередило ей память. Сердце застучало где-то в животе, но зато так, что уши заложило. Марлин вскочила на ноги. Ошибки тут быть не могло: впереди, среди очереди жаждущих у автомата с кофе, она завидела очень, очень знакомый силуэт, разглядеть который особенного труда не составляло. Тот бросался в глаза и, несомненно, бросился бы и раньше, если бы Марлин не была так сосредоточена на своей мрачности. Она привстала на мыски, как будто это должно было ей помочь, и – о чудо – и правда помогло. Просвета в проходящем мимо потоке пассажиров не было, однако этого и не требовалось: замеченный ею человек возвышался над прочими, напоминая одинокое дерево посреди зарослей кустарника. Марлин, позабыв о вежливости и правилах хорошего тона, вскочила прямо на пластиковую скамейку и отчаянно замахала рукой – впрочем, тут никого ее поведение не изумило. Все кого-нибудь встречали здесь, все кого-то приветствовали, и удивила Марлин только своих спутниц, теперь взирающих на нее, стоящую на скамейке, с невыразимым изумлением. Но Марлин на них внимания уже не обращала. Сложив руки рупором, она крикнула:
-Ковальски! Хочешь кофе?!
Ей с ее обзорного пункта хорошо было видно, как до того объект ее интереса с апатичным видом потрошил кофейный автомат: картонные стаканчики на десяток глотков явно не были тем, что могло бы его устроить. И порцию, которую любой прочий, нормальный член очереди тянул неторопливо и с удовольствием, этот опрокидывал в себя, как стопку виски, залпом, каким-то чудом только не обжигаясь о кипяток. Ее голос положил конец этому марафону: высокий человек обернулся на звук – Марлин была уверена – вовсе не своего имени, но волшебного слова «кофе». Спрыгнув со скамьи, она торопливо полезла в сумку, на ощупь отыскивая верткий, все никак не дающий себя схватить термос, выскальзывавший из ее дрожащих рук. Наконец, совладав с ним и выпрямившись она едва нос к носу не столкнулась с успевшим приблизиться человеком.
За то время, что они не виделись, он, кажется, стал еще более высоким и худым. Или так только казалось, потому что черная с серым его потрепанная форма производила такое впечатление. Даже разгрузка висела как-то мешковато, как будто ее ремни когда-то обрезали четко под свои параметры, а потом все же сбросили несколько фунтов. Какое-то разнообразие в это скопище ремней вносили разве что нашивки на рукаве: Марлин вспомнила, что когда-то Шкипер учил ее понимать их. Вот эта грязно-желтая полоска означает, что носитель может водить танк, соседняя грязно-синяя, что у него есть опыт прыжков с парашютом не меньше чем сколько-то там. Ниже шла почти затертая группа крови, нашивка красного креста и что-то еще пряталось под очередным ремнем.
-Здравствуй, Ковальски, – с совершенно искренней радостью поприветствовала его Марлин и подала ему свой литровый термос. Ковальски кивнул, и свернул термосу крышку так, как будто это была чья-то шея. Запрокинув голову, присосался к горлышку и на какое-то время составил неплохую пародию на скульптурную композицию «Горнист».
Марлин глядела на него, как могла бы глядеть любящая бабушка на внука, отощавшего на городских харчах и наконец-то навестившего ее на ее уютной ферме. Ее так и подмывало бросить взгляд на кузин. Но она осознавала, что это бы испортило эффект.