Литр кофе, практически непочатый, ее старый знакомый прикончил в считанную минуту. Утер тыльной стороной бледные губы, завинтил крышку обратно и возвратил термос Марлин.
-Святая женщина, – с чувством произнес он. – Посланец богов.
-Сколько ты без кофеина? – засмеялась святая женщина и посланец богов в ответ.
-Я пил таблетки в самолете.
-И запивал их кофе?
-Конечно.
-А где все остальные? – Марлин завертела головой, будто рассчитывала увидеть этих остальных где-то поблизости. Ковальски взял ее за плечо, немного повернул и указал куда-то вдаль.
-А Рико забирает вещи, – добавил он. Марлин сощурилась, напрягая зрение, и даже приложила ладонь ко лбу козырьком, как бы заслоняя глаза от света ламп. С той стороны, куда показывал ей Ковальски и правда к ним приближалось двое: видимо, они, как и сама Марлин, ориентировались в толпе, выискивая своего высоченного товарища. Она тут же признала обоих: чуть впереди шагал так недавно поминавшийся милаша Прапор, казавшийся милашей даже теперь, несмотря на видавшую виды, уже ей знакомую черно-серую форму, на арафатку, повязанную вокруг шеи на манер шарфа (не иначе как кто-то из старших позаботился) и на длинную царапину на щеке. Ко всему прочему, он с видным невооруженным глазом наслаждением уплетал мороженое – судя по нежно-розовому цвету рожка, клубничное – и был совершенно счастлив. За ним следом, отстав на полтора шага и строго соблюдая эту дистанцию, шествовал Шкипер, тоже что-то жующий. Присмотревшись, Марлин без особого удивления опознала какой-то фастфуд, из тех, в состав которых входят кетчуп, горчица, немного химии и бумага, имеющая обманчивый вид сосиски.
Шкипер, едва расстояние между ними стало не более метра, с шумом втянул носом воздух.
-Он нашел тебя по запаху? – осведомился он, кивая на своего лейтенанта.
-Почти, – уклончиво отозвалась Марлин, не желая освещать недавний диалог с кузинами.
-Здравствуй, Марлин! – доброжелательно поприветствовал ее Прапор в первой же образовавшейся в диалоге паузе.
-Здравствуй, Прапор, – улыбнулась она. Ее, как это бывало прежде, буквально окатило волной его дружелюбия. – Как твои дела?
-Спасибо, хорошо, – он улыбнулся. – Мороженое здесь не хуже, чем в Нью-Йорке.
-Одному – мороженое, второму – кофе, – с деланным страданием возвестил Шкипер, без особых церемоний опускаясь на край скамьи и похлопав рядом с собой. Прапор охотно шлепнулся на это место и вытянул ноги – Марлин только сейчас обратила внимание на круги у него под глазами. Она привыкла к таким следам на лице Ковальски – известный полуночник, он и сейчас вряд ли изменил своим привычкам – но Прапор… Видимо, не выспался и устал, хотя и старается не подавать виду. Его командир тем часом разделался со своей сосиской окончательно и выбросил в стоящую рядом корзину смятую бумажку. Марлин снова принялась рыться в сумке и спустя минуту подала ему салфетку, чтоб вытереть руки, которую тот с благодарным кивком принял. Она опустилась на свое место и теперь как бы разделяла эти две группы: своих неожиданно притихших кузин – и этих парней в поношенной форме.
-А ты стой, – велел Шкипер заму, предвосхищая его намерение тоже присесть. – Иначе Рико нас не найдет.
-Рико найдет, – возразил тот, но послушно остался маячить.
-Какими вы тут судьбами? – вопросила Марлин, которую и правда очень интересовал этот вопрос.
-Едем с работы, – уклончиво отозвался Шкипер, поведя плечом.
-А почему сюда, а не в Нью-Йорк?
-Как достали билеты. А ты тут кого ждешь?
Марлин с тоской подумала, что за последние полчаса приятельница ее тетушки успела бы пройти мимо хоть сотню раз. Утешало лишь соображение о том, что респектабельные пожилые леди обычно не прибывают из мест, поставляющих к нам парней в военной форме. Пока она вкратце обрисовывала какими ветрами ее сюда занесло, подвалил Рико. Не подошел, а именно подвалил – он всегда передвигался как-то необъяснимо неправильно, вперевалочку, сутулясь и прихрамывая, как будто репетировал роль Игоря для спектакля про графа Дракулу. По очереди снимая с плеча лямку за лямкой, он раздал товарищам их сумки – зачастую, престранных форм – пока не остался только при одной своей. После чего без зазрения совести приземлился на оставшееся свободное место и двумя пальцами козырнул Марлин в жесте приветствия – он единственный из всего отряда стянул черный берет, и теперь тот выглядывал из бокового кармана, но зато повязал голову серо-зеленой банданой. Прапор, все это время державший остаток рожка мороженого в руке и будто бы увлеченный беседой и потому не продолжавший мороженного геноцида, протянул лакомство Рико и тот, с еще одним кивком, принял его. В честную душу Марлин закрались подозрения. Прапор – делиться сладким? Она еще раз пристально оглядела старых знакомых, пытаясь подметить то, что царапало ее беспокойство, осознать, вычленить из всего, что ей представлялось сейчас.
-Ребята, – наконец подала она голос, – а когда вы в последний раз ели?
Шкипер сделал какой-то молниеносный, едва уловимый жест чуть ли не выражением лица, и все так же стоявший рядом Ковальски быстро ответил:
-В самолете.
Но Марлин не обернулась на его голос. Она смотрела на Прапора, который в этот момент бумажной салфеткой вытирал щеку сидящего рядом Рико от мороженого. Она не первый день знала этих людей.
-А до того?
Шкипер бросил на нее мрачный взгляд. Она не сомневалась, что над ее головой на командира пристально смотрит его лейтенант, ловя каждое движение, и готовый доложить то, что необходимо по ситуации. Прапор смотрит в пол, внезапно чрезвычайно им заинтересовавшись.
-А до того? – повторила Марлин, чувствуя, что ей, старой знакомой, Шкипер не хочет врать вот буквально едва повстречавшись, что Прапор в принципе готов к этой гипотетической лжи и ему заранее стыдно, что Ковальски стоит с каменным выражением лица, готовый эту ложь озвучить и что Рико сейчас делает вид, что ничего не слышит, пользуясь своим положением неговорящего.
-До этого, – недовольным эхом повторил за ней Шкипер. – До этого пятьдесят часов назад.
-Сколько?!
Марлин отчетливо осознавала, что ее жалкая пара бутербродов- это даже не капля в море. Что каплей в море был жалкий перекус в самолете – о, она знала, чем там кормят, и частенько предпочитала отказываться от такого гостеприимства. Не приходилось сомневаться, что эту гадость ее приятели умяли с благодарностью.
-Я надеюсь, вы теперь едете куда-то обедать?! – поинтересовалась она, приняв как можно более строгий вид. Шкипер бросил на нее мрачный взгляд, и она вдруг поняла все.
Они едут с очередной «миссии», и эта «миссия» не задалась. Они здесь, а не в Нью-Йорке, не потому что билетов не было, а потому, что денег на четыре не хватило, а разделяться Шкипер не любил. И они на этой «миссии» ничего не заработали в актив, и поэтому, пока не доберутся до своей «базы», а вместе с тем – и до кладовой с консервами (как же, помнится, эти запасы поразили Марлин в свое время) время затянуть потуже пояса. Она это поняла так же отчетливо, как и то, что во всем этом ни один не сознается, как не сознался бы и в том простом факте, что голоден – потому что стыдно быть голодным. Шкипер, вероятно, сказал ей правду не только потому, что ему неприятно было вешать лапшу на уши старой знакомой, но и потому, что она не была им совсем уж чужой, и их знакомство действительно можно было назвать старым – то есть Марлин хорошо их знала. И знала, как они врут, каждый из них. А еще она понимала, что они не позволят ей кормить их, и она никакими силами не заставит их позволить ей их кормить. Потому что это еще более стыдно, чем быть голодными.
И в этот момент – Марлин никогда бы его не забыла – в этот самый момент неуверенно подала голос Стейси:
-А может… Если уж ты их встретила… Может… Снег… Дом тети?..
Шкипер недоуменно уставился на говорившую, как будто только сейчас ее заметил.
-Ковальски, анализ, – потребовал он.
-Недостаточно данных для анализа, – отозвался тот. – Но по контексту могу предположить, что с домом их тетки какие-то проблемы, связанные со снегом.