Широкая ложбина, образовавшаяся между черными водяными валами, куда как раз входил «Посейдон», приковала взгляд капитана. Эта гладкая, холодно сверкающая в огнях прожекторов поверхность таила в глубине зловещую силу, которая вот-вот обрушится на судно. Вот уже побежала водяная поземка, срываемая порывами ветра с горбатого надвигающегося холма.
— Всем покинуть палубу! — приказал капитан по радиотрансляции. Голос его заглох в налетевшем шквале ветра.
— Полундра! — крикнул Гайдабура.
Матросы бросились прятаться за надстройку. Палуба исчезла под водяным валом. Огромный, поблескивающий в лучах прожекторов холм чудовищной тяжестью придавил «Посейдон», вмял его в море. Тонны воды перекатились по палубе. Буксир ухнул в бездну, задрожал, захрустел шпангоутами. На мгновенье Чигринову показалось, что судно не вынесет огромной тяжести водяного вала и уже не выберется на поверхность.
Медленно, страшно медленно, дрожа от напряжения, задыхаясь машиной, «Посейдон» выкарабкался на гребень исполинского холма. Судно дрожало, как дрожит лошадь, вытаскивая груженую телегу на крутую гору.
Потом был еще вал. Потом еще...
Славка, застигнутый вместе с матросами на палубе, спрятался между лебедкой и редуктором и выбирал момент проскочить в надстройку. «Бежать? Не бежать?»
Вспененная стена черной воды сшибла его и поволокла по палубе. Он судорожно махал руками, ища хоть соломинку, чтобы удержаться, испуганно закричал, но рот тотчас грубо заткнуло холодной, соленой водой. Он все же зацепился за что-то, кажется, за стойку рынды, но его тащило, выворачивало руки. Кто-то оторвал его руки от железа и поволок по палубе, стал беспощадно бить о кнехты, скобы, о стальной буксир и какую-то цепь. Славка забарахтался из последних сил и, задыхаясь, понял, что сейчас его выбросит за борт. Вдруг он почувствовал, как чьи-ro руки схватили его за шиворот и, выдернув из волны, сунули в щель между брашпилем и редуктором.
— Глаза па затылке иметь надо! — услышал он голос боцмана.
Судорожно хватая воздух, Славка вцепился в брашпиль, стараясь удержаться на уходящей из-под ног скользкой палубе.
Капитан Чигринов все это видел. Когда вал прокатился над палубой и «Посейдон» стряхнул последние струи, Чигринов расслабленно провел рукой по лицу и осевшим голосом спросил по радиотрансляции:
— Боцман, все целы?
Гайдабура окинул взглядом палубу и крикнул:
— Все живы, нет?
В ответ молчание.
— Смурага! — повысил голос боцман.
— Да здесь я, здесь, — раздалось из-за редуктора, куда волной втиснуло матросов. Смурага кряхтел, вылезая.
— Чего молчишь?
— Зашибло малость.
— До свадьбы заживет, — обнадежил боцман, с тревогой глядя на море — что оно там еще готовит?
Матросы вылезали кто откуда, потирали ушибленные места, отряхивались, чертыхались, с опаской глядели на море — не идет ли новый вал?
— Курилов! Курилов, где ты? — орал боцман, силясь перекричать ветер.
— Т-тут, — недовольно отозвался рядом матрос. — Чего орать-то.
— На тебя не орать, тебя матом крыть надо! — обрадовался боцман. — Опять спишь на ходу?
— Т-тут уснешь, — заикаясь ответил матрос. — П-помяло всего.
— Ничего, тебе полезно, — успокоил его боцман. — Вместо массажа, чтобы курдюк не развивался. Боболов! Боболов! — повысил голос боцман. — Боболов, так твою растак! Кто видел этого разгильдяя?
— Он последним бежал за мной, — сказал Смурага.
— Осмотреться! — приказал боцман. — Быстренько, ребятки, быстренько, родные!
Боболова нашли за лебедкой. Он лежал без сознания.
— Живой? — с тревогой спросил боцман.
— Вроде живой, — ответил Смурага. — Дышит.
— В лазарет! — приказал боцман. — Бегом!
Матросы понесли Боболова в санчасть.
— В рубашке родился, — кивнул вслед Курилов. — Как его не смыло!
— У нас одного на «Козероге» смыло, а потом обратно на борт закинуло, — сказал Смурага.
— Ты когда-нибудь рот закроешь! — вскипел боцман. — Работать!
— У самого рот не закрывается, а на других орет, — обиделся Смурага.
— Ему по штату положено, — откликнулся Курилов, прикрываясь от ветра. — Что за боцман, если глотка пе луженая?
— Боцман! — раздался требовательный голос капитана. — Как люди? Почему молчите?
Гайдабура кинулся к динамику: