Все это Щербань выпалил едипым духом и тяжело, будто под невидимым грузом, опустив плечи, смолк. Оп вспыхнул, сгорел и сник.
«Готовится, — подумал Чигринов, укладывая бритву в футляр. — Готовится к защите на берегу, а придется ему там нелегко».
Все, что сказал Щербань, Чигринову было хорошо известно. Ради того, чтобы доложить в срок (а лучше всего и раньше срока) победную реляцию о выполнении плана — месячного, квартального, годового, — капитанов заваливают приказами, распоряжениями, указаниями. Кровь из носу, но план чтоб был! Чигринов сам прошел сквозь это, когда командовал траулером.
— План, премия, знамя, — раздумчиво сказал Чигринов, натягивая теплый свитер. — «Победителей не судят». Но тебя будут судить.
— За что? — спросил Щербань. — За то, что я хотел сделать лучше?
— За нарушение правил судовождения и безопасности мореплавания, — пояснил Чигринов.
— Да, теперь меня защищать никто не будет, — согласился Щербань и налил рюмку.
Чигринов надел на свитер куртку и почувствовал себя вновь свежим, сильным, готовым к действию.
Щербань выпил, подождал, пока горячий глоток проник в желудок и по телу пошла приятная теплота, и устало сказал:
— А ведь я — ваш продукт. Это вы меня вырастили таким.
— Кто мы?
— Все вы! — пояснил Щербань.
— Вон как ты заговорил! — медленно произпес Чигринов.
«Пижон! Рвался к славе, к наградам, а теперь обвиняет других. Никто тебя не выращивал. Ты сам захотел вырасти таким. И вырос. Не пеняй на других, не ищи виноватых».
— Тебе хорошо говорить. Ты — спасатель, у тебя нет плана. Тебе не скажут: «Спаси столько-то судов, столько-то людей».
— План, конечно, выполнять надо, но зачем для этого сажать на мель судно?
— Ладно, мы говорим на разных языках. — Бесцветный, равнодушный голос Щербаня поразил Чигринова. — Я один за все в ответе. Давай выпьем за мою погибель.
Лицо Щербаня было серо, как грязный бинт. Он постарел, осунулся. «Неужели за эту ночь?» — подумал Чигринов.
— Брось, не устраивай панихиду.
— Тогда чтоб Славка твой и... она остались живы, — тихо сказал Щербань.
— За них выпью, — согласился Чигрипов.
В каюту вошел мокрый Вольнов, с удивлением посмотрел на капитанов с рюмками в руках.
— Лопнула якорь-цепь левого якоря, — доложил он.
— Вытрави до жвака-галса, — сказал Щербань старпому, будто был на своем судне. — Своим весом держать будет.
«Нет, он все же настоящий капитан», — подумал Чигринов и приказал:
— Вытравите якорь-цепь и приготовьте запасной.
Чигринов выпил и быстро вышел из каюты. Щербань остался один. Он встал, подошел к зеркалу, долго смотрел на свое отражение, на помятое серое лицо с провалами глаз.
— А изломало тебя, — вслух сказал он.
***
Урагану, вторгшемуся на побережье Европы, преградила путь зона высокого давления. Злобно огрызаясь, он повернул назад в Атлантику. Одряхлевший, истративший силы, циклон приближался к своей кончине. Но взбаламученная Балтика еще штормила.
«Кайру» по-прежнему било волнами, хотя грохот становился тише.
С фонариком в руке Славка обходил судно пустынными коридорами. Освещая себе узкую дорожку, он скользил по мокрому линолеуму. Удары волн гулким эхом отдавались в безлюдных накрененных коридорах.
Славка добрался до первого трюма, по скоб-трапу спустился до воды. Луч фонарика вырвал из тьмы обрывки раскисшей картонной тары, доски, серебро рыбьей чешуи и черную жирную воду. Тяжелая, холодно отблескивающая вода лениво колыхалась от ударов снаружи и лизала переборки, будто пробуя их прочность.
Час назад Славка сделал гвоздем черту на переборке и теперь видел, что отметка скрылась под водой. Крен становился все опаснее. Славка вылез из трюма и снова пошел по коридору. Споткнулся об опрокинутую помпу, зашиб ногу, сморщился от боли и, присев па помпу, почувствовал ее мертвую стылость. И от этого холода, от темноты, от беспомощного содрогания корпуса под ударами волн, стало еще тоскливее и страшнее. Ныло все перетруженное тело, болели руки, болел бок, который он зашиб, когда его тащнло волной по палубе «Посейдона». От мокрой одежды знобпло, и холод пробирался до костей.
«Что же они там! Почему отец не идет на помощь? Что случилось? Вода прибывает. Уже залиты носовой трюм, машинное отделение и половина кают».
Славка с тоской вспомнил надежный «Посейдон». Теперь он отдал бы все, лишь бы оказаться среди своих матросов: возле неунывающего Боболова и злого насмешника Смураги, увидеть монументального, как памятник, Веригина, застенчивого Шебалкина или сонного Курилова...