Вокруг личности Николая Николаевича ходило много не только легенд, но и сплетен и откровенных выдумок. Европейская "желтая пресса" в те годы постоянно писала о Миклухо-Маклае разную чушь, что он завзятый людоед, поедающий каждый день на завтрак кого-нибудь из своих подданных туземцев, что он авантюрист, который вообще не был на Новой Гвинее, что он имел гарем из 147 туземных жен, а то и вообще, что на острове он жил с самкой гориллы, которая после его отъезда с горя утопилась…
Что касается Екатерины Семеновны, то она так и не переменила своего отношения к старшему сыну, несмотря на просьбы младших детей и особенно безумно любившего своего брата Владимира. На накопленные семейные деньги, которые просил у нее Николай, Екатерина Семеновна купила небольшое имение под городом Малином Киевской губернии, куда отныне летом все семейство Миклух и уезжало из Петербурга.
А Николай уже отправился в свою очередную экспедицию в Новую Гвинею. С лета 1874 года европейская и русская пресса начала регулярно отслеживать деятельность Миклухо-Маклая. Новая Гвинея входила в моду. Отблеск славы старшего брата иногда доставался и Владимиру. Теперь зачастую начальники расспрашивали его о новостях от знаменитого брата, где нынче путешествует, что нового открыл.
В начале 1874 года Миклуха и его друг по училищу Серебренников под влиянием революционной литературы какое-то время даже намеревались бросить военную службу и идти "в народ". В ту пору передовая молодежь, по одному или небольшими группами, под видом торговых посредников шла в деревню. Передвигались от села к селу, выступали на сходках, беседовали с крестьянами, стараясь зародить у них недоверие к властям, призывали не платить налоги, не повиноваться администрации, объясняли несправедливость распределения земли. Однако, если пропаганда против помещиков находила у крестьян некоторый отклик, то пропаганда против батюшки-царя не воспринималась вовсе и даже вызывала враждебность. Многих агитаторов хватали и выдавали полиции сами крестьяне.
Что касается Миклухи и Серебренникова, то их благие намерения нести счастье народу так благими намерениями и остались. Флотская служба взяла свое… С началом морской кампании "Севастополь" ушел в море и о хождении "в народ" пришлось забыть. Снова начались будни напряженных вахт и авралов, тренировок и учений.
Начальник эскадры броненосных кораблей Балтийского флота вице-адмирал Григорий Иванович Бутаков был человеком в Российском флоте легендарным. Еще мичманом был замечен адмиралом Лазаревым как толковый и расторопный офицер и назначен командиром посыльного тендера для приобретения командирской практики и самостоятельности. Командуя пароходо-фрегатом "Владимир", в 1853 году сошелся один на один с турецким пароходо-фрегатом "Перваз-Бахри" и вышел победителем в ожесточенном поединке, пленив противника. Затем, командуя "Владимиром", в ходе всей героической обороны Севастополя неоднократно совершал дерзкие рейды к англо-французской эскадре, поддерживал своим огнем сражающиеся бастионы, отличился в боях за Малахов курган, впервые в истории морской артиллерии организовал стрельбу по невидимой цели. При этом, став вице-адмиралом, Бутаков оставался весьма вполне демократичным, настолько может вообще быть демократичным человек, облеченный военно-морской властью. Каждый офицер мог без всякого стеснения явиться к нему со своим проектом, просьбой или советом. Бутаков был для всех равно доступен и деликатен в общении независимо от чина. В целом отношения на отдаленном от мирской суеты Транзундском рейде складывались достаточно патриархальными. Так, офицеры между собой фамильярно именовали Бутакова "папа", с ударением (на французский манер) на последнем слоге. Матросы же называли вице-адмирала и вовсе запросто — "наш старичок".
Отметим при этом, что первые броненосные корабли, и в особенности броненосные батареи, управлялись из рук вон плохо, были неуклюжи и рыскали на курсе. Кроме этого, в эскадре почти не было однотипных кораблей, и каждый имел только ему присущие недостатки. Чтобы преобразовать эту разношерстную армаду в единый организм, надо было приложить поистине титанические усилия. Не все было так просто. Были и скандалы, и трагедии. Многие офицеры не выдерживали бутаковского диктата и бросали на стол рапорта об отставке, но на их место приходили новые, и неутомимый адмирал начинал их учить с самых азов вновь и вновь.