Умолкаю и усмехаюсь самому себе.
- Я тоже трус, брат. Но ты дрогнул перед силой природы, перед властью Океана, а я... перед самим собой.
- Что с нами стало? - Майлз качает головой, - Чтобы поговорить, нам нужно было встретиться здесь... Я уже не смогу вернуться, да и не хочу. Они показали мне мир таким, каким я и не мог его представить - точно жил всю жизнь с завязанными глазами и кто-то в один миг сорвал повязку. Все стало таким... понятным, - он усмехается своим словам, - наверное, я должен попросить тебя позаботиться о Монике и Лизе, но, думаю... это глупо. Все эти годы она любила тебя - не меня, но беда в том, что мы изменились, брат. Мы давно не те, кем были и этого не изменишь. Им будет лучше без нас - без нас обоих. Поэтому я попрошу о другом: найди и укроти ее, свою Большую волну. Все это, весь этот взбесившийся спот, вся мощь Океана - она для тебя, мы все были слабы для нее. Докажи, что все, все это - было не зря...
Привычная "шака", знакомая улыбка. Я улыбаюсь в ответ.
- Прощай, брат.
- Алоха, Майлз.
Он уходит, точно спускаясь по невидимым ступеням в глубины сияющих вод, и становится светом - одним из мириадов огней, что скользят под поверхностью воды к горизонту, где вырисовывается медленно странная конструкция. Я смотрю не мигая: сотканный из воды и света, сквозь зеркальную гладь рождается чудовищный мегалит. Взрастает лесом остроконечных пиков, сплетается причудливыми фракталами, звенит прозрачными гранями, рождаемыми живыми водопадами, что спадают снизу вверх... Он огромен - не корабль, не остров, словно целый континент, сплетенный ожившим светом, водой и... песней.
Да, я слышу песню - на границе слуха, у самого края сознания, я слышу хор ангелов, чьи голоса - суть ткань мироздания. Проникают в душу и дарят покой - странное, незнакомое умиротворение, бьющееся с чем-то горячим, яростным, навязчивым. Я понимаю: та дорога, которой ушел Майлз, упирается в краеугольный камень моего бытия. Мне не познать покоя: волна должна покориться мне, иначе я снова предам, предам их всех.
Всех, кто верил в меня.
"Тебе здесь не место".
Тихий, невесомый голос, словно сотканный из лунного сияния. Покорно разжимаю руки и скольжу в глубину, окруженный ожившим светом... Я помню клятву и не повернусь спиной к Океану, но буду выгребать на лайн-ап и буду искать ее - мою волну...
"Сюда"...
...Открываю глаза.
Рассвет, волны, оффшор: он пришел, и теперь над спотом встанут "зеленые" волны. Мне зябко - и тем сильнее это тепло. Знакомое, влекущее - ни с чем не сравнимое. Она оседлала меня - нагая и прекрасная. Ее волосы пахнут морским бризом, в ее глазах отражается синева Океана, ее пальцы впиваются в мою грудь. С трудом нахожу силы повернуть голову - влево, вправо... они всюду. Нагие нимфы, белокурые ангелы из океанских глубин. На прибрежных камнях, песке и в пене прибоя - сидят без движений, и брызги волн овевают их призрачными ореолами. Их васильковые глаза заглядывают в самую душу, и в этом взгляде - великие тайны.
Я хочу, я должен что-то сказать, но изящный пальчик касается губ, прерывая слова на вдохе. Она наклоняется, ее волосы отсекают мир, а губы дарят вожделенный поцелуй. В нем - горечь морской волны, странная, терпкая... Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Руки сами собой сжимают ее упругие бедра, скользят чуть выше, упор, рывок - подминаю под себя, перехватываю тонкие запястья, жду сопротивления - пустое: в синеве этих глаз я вижу желание.
...И отпускаю поводья, припадая к ее губам, собирая языком морскую соль с ее кожи, исследуя пальцами ее тело. Раскаленной иглой, в затуманенный разум врывается голос - один, другой... Хор голосов. Они поют, не роняя слов и в этих песнопениях - шум волн, стук камней у дна, древнее дыхание Океана. А она стонет, когда подцепляю зубами кожу, и направляет меня, и отзывается всем существом на мои прикосновения. В ней - холодный огонь, звенящее напряжение молодой плоти, едва заметная дрожь возбуждения. Я резонирую с ней живым камертоном, ощущая ее вкус и аромат, ее движения и желания. Касаюсь самых альковов, и она отзывается быстрым, ярким оргазмом.
А песнь, песнь Океана звучит, проникая под кожу, дергая нервы, точно струны, наполняя душу горечью сожалений. Чаровница влечет и манит к себе, я вхожу без труда, растворяюсь в ее существе. А она обвивает меня, прижимает к себе, точно боясь потерять... Ее сестры поют, и сам собой, я подчиняюсь вязкому ритму их песен. Точно Океан толкает меня в спину, его волны, его мощь, ставшие в единый миг песней без слов за гранью мироздания. И дочь Океана, отдавшаяся мне, вспыхивает на эндшпиле, точно спуская курок, точно обрывая нить, и серые небеса слышат ее восторженный крик...
...Желтый потолок гостиничного номера. Я сижу на полу - усталый и разбитый. За окном - рождается день, но для меня время остановилось. Я прошел по грани, заглянул за горизонт и все, что напоминает мне о реальности случившегося - лента синего шелка.
* * *
Серое утро в хмурых тропиках. Крепкий оффшор, "зеленая волна". Бен не катает - натирает воском верную "алайю", напевая какую-то детскую песенку. Я молчу - не хочу говорить, хотя понимаю, что должен. Должен что-то сказать.
- Я видел Майлза.
Бен не удивлен. Вздыхает, снимает очки, трет переносицу.
- Помнишь, как мы начитались Лавкрафта и ушли ночью на досках?
Я киваю: такое не забыть. Ночь полной луны. Мы были молоды - все мы. Майлз, Моника, Бен... Счастливое время.
- Мы так боялись услышать зов Ктулху, но все равно вышли на волны, - Бен усмехается собственным словам, - глупая страшилка... Я много думал и вот, что скажу: всю жизнь мы боимся, что нас поглотит и изменит что-то такое, что мы ненавидим. Что-то страшное, жуткое, мерзкое. Оно станет частью нас, и мы уже никогда не очистимся, не станем прежними. Но что, если нам суждено быть поглощенными чем-то чужим, но прекрасным? Чем-то, чем мы восхищаемся, к чему стремимся, чего жаждем достигнуть? Должны ли мы противостоять этому? Или бежать? Или это - наш путь? Столько вопросов...