А автомат мне был нужен. Мне очень нужен был автомат…
В итоге вооружился на удивление хорошей сохранности «калашом» — старым-добрым АКМом. В нём нет пластика, поэтому на царящей вокруг жаре цевьё или рукоять не станут плавиться и липнуть к рукам. Правда, не было в нём и таких приятных вещей, как подствольный гранатомёт или дробовик. И уж точно в нём не было коллиматорного прицела — только суровый и аскетичный открытый… А к хорошему ведь привыкаешь так быстро…
Но главное — автомат у меня теперь всё-таки есть.
— Выдвигаемся, — скомандовал я, когда мы наскоро обыскали убитых противников, разжившись кое-какими боеприпасами, и двинулись дальше.
В голове ещё шумело, тело ещё болело — ничего удивительного после того, сколько я кувыркался, падал и бился головой. Но тошноты нет, так что сотрясения мозгов вроде бы и нет… А, может, и нечему там особо сотрясаться.
Мы шли по тому самому песчаному ущелью на север, выбираясь из этой чёртовой ямы. Поддерживаемые каркасом из зданий, стены песка давили на уставший мозг. Где-то наверху гулял ветер, но здесь внизу было на удивление тихо…
А ещё везде виднелись следы недавних боёв — гильзы, кровь, выщербины от пуль, трупы… В американской форме и в самого дикого вида обносках. «Стражи» сцепились с отярдами террористов ЦРУ? «Стражи» сцепились ещё с кем? «Стражи» сцепились с кем-то, но какая нам с того разница? Главное сейчас соблюдать одиннадцатую и двенадцатую заповеди — «Не нарывайся» и «Не попадайся».
Ущелье всё тянулось и тянулось… Пока не вывело нас на небольшую площадь за которым виднелся выход в остальной город. И на это площади…
— Эй! На них же американская форма! — потрясённо произнёс Си Джей, глядя на пару десятков тел, висящих на окрестных столбах. — Форма «стражей»!
— Не только, — мрачно уронил Дойл. — Здесь есть и «танго»… Все есть.
Мы шли вперёд, под скрип кабелей, на который болтались мертвецы. Большая их часть отбыла в мир иной уже давно… Но были и свежие трупы — не то что несколько дней, от силы десяток часов назад их тут подвесили…
Неожиданно где-то поблизости послышался неопределённый звук. Знакомый, но нечёткий и оттого с трудом идентифицируемый…
Я жестами подал сигнал быть наготове и осторожно двинулся на звук, прикрываемый остальными парнями.
Это оказался звук вибровызова телефона, доносящийся из-под лежащего на земле тела, одетого в какие-то камуфляжные лохмотья и сжимающего в руке пистолет…
Или не из-под него?
Перевернул тело и невольно вздрогнул от узнавания.
Истончившаяся морщинистая кожа, обтягивающая выпирающие кости черепа, будто старый пергамент. Многочисленные рубцы и кровоточащие раны, чёрный провал вместо носа. В открытом рту — изрядно прореженные зубы, неестественно сильно выдающиеся вперёд.
В правом виске — дыра, вместо левого — мешанина костей и гниющей плоти. Пистолет в руке?.. Этот урод застрелился, что ли?
Стоп, откуда звук-то идёт?
Сделал ещё пару шагов и обнаружил другой труп — на этот раз в форме «стражей» и перерезанной глоткой.
Присел рядом, пошарил по карманам разгрузки и действительно обнаружил телефон. Спутниковый, если правильно понимаю. Странно… Они же вроде бы тут практически не работают из-за всех этих помех в атмосфере?
На всякий случай нажал клавишу вызова и поднёс трубку к уху.
— Бакстер, ты там закончил? — послышался смутно знакомый голос. — Надеюсь, обошлось без эксцессов… И надеюсь, что Эмерсон всё-таки поймёт наш сигнал. И все несогласные — тоже.
— Полковник… Коннорс? — не смог скрыть своего изумления я.
— Точно так. А ты ни хрена не Бакстер. Тогда кто ты, парень?
Твою мать. Твою мать!
Ну и о чём мне сейчас говорить с тем, кто на данный момент является предводителем наших врагов?!
Неожиданно мне вспомнился один Бакстер — здоровый такой «джи-ай», который был вместе с Коннорсом в то нападение на колонну… Мысленно сопоставил лежащего на песке мертвеца с тем, что помнил…
Чёрт, а ведь я, получается, знал этого «джи-ай»…
— Ну уж не лучше меня. Даже не сомневайся, парень. Так что ты?
Э, я что это вслух сказал, сейчас?
— Полковник, это сержант Александер, «Академия». Мы…
— Сержант… Александер… «Академия». Да я, вас вспомнил. Нам как-то выпало сражаться бок о бок. Колонна из Умм-Касра, кажется?
— Полковник, что здесь происходит? Почему вы…
— Мы выживаем, сержант. Как можем. И как умеем. Пытаемся выжить в критической ситуации… Но лучше скажите мне — сколько ещё выжило в большом мире?
— Простите, полковник?.. — я натурально обалдел. — Я, кажется…
— Да всё вы понимаете, сержант. Прежний мир рухнул и был погребён. А мы — его крохотный уцелевший осколок…
Если честно, в голове у меня сейчас образовалась настоящая каша. Что за чушь несёт Коннорс? Что ответить ему, что сказать? Что спросить, что наврать?..
— Полковник, агент ЦРУ Рикс, он…
— Тоже слышал, да? Это Хьюз, относись к нему с пониманием — он многое преодолел, а не преодолел ещё больше. А агенты ЦРУ… Они не согласны со мной, если тебя это интересует. Они взбунтовались и заплатили за своё право на мятеж. Ужасная глупость, на самом деле. Но я их не виню, ведь они поступили по совести… Но чтобы поддерживать порядок, я обязан раз за разом преподавать им жестокий урок смирения…
— Это Коннорс? — громким шёпотом произнёс Си Джей. — Охренеть!
— Что он говорит, Алекс? — быстро спросил Дойл.
— Какую-то хрень, — честно ответил я, отодвигая телефон от головы и прикрывая динамик ладонью. — Полнейшую. Не знаю, что творится у него в голове, но Сальвадору Дали это бы наверняка понравилось…
— Ты же вроде бы знал его, садж, нет? — вставил Юрай.
— Что?.. Вы… меня… знали? — с неподдельным удивлением произнёс полковник, похоже, что услышавший весь наш разговор. — Смелое утверждение, сержант… Очень смелое. Вы так решили, потому что когда-то я спас вам жизнь? Бросьте, сержант — в своей жизни я спас очень многих… А убил ещё больше. Не делайте поспешных и далеко идущих выводов. Не страдайте синдромом поиска потаённого смысла там, где смысла нет вообще… О, простите, сержант — вынужден прерваться. Дела, мать их.
Я отнял пискнувшую телефонную трубку от уха и уставился на неё так, как будто это был инопланетный артефакт, который с равным успехом мог наделить всех счастьем даром, не обделив никого, а мог зашвырнуть нашу планету прямо в фотосферу Солнца.
— Я ни хрена не понял, — признался я, на автомате убирая трубку в карман разгрузки. — И это мне совсем не понравилось.
— Что именно сказал Коннорс? — спросил Дойл.
— Ничего толкового… Да дичь он какую-то нёс. Лютую дичь. И пока что мне ясно только одно — Махоуни либо ошибся, либо надул нас, сказав, что Коннорс ничего не решает в этом городе. Это хрень, парни. Коннорс главный у «стражей», а не какой-то там вшивый психопат-меломан…
Коннорс всё ещё руководит «стражами», он всё ещё правит этим городом… И он безумен. И он виноват в том, что здесь творится.
Это его вина!
— Нам нужно покончить с этим, — решил я. — Нам непременно нужно покончить с этим.
37
Мы вышли из Ямы, как назвал я про себя этот провал, и двинулись на север. Туда нам вообще-то было совсем не нужно, но больше идти было просто некуда — одна дорога, один путь среди непроходимых городских руин.
По обе стороны от единственной более-менее свободной от песка улице возвышались полуразрушенные дороги — линия лёгкого метро и автомобильная эстакада. На путях застыл поезд, некоторые из вагонов которого уже сбросило чудовищными порывами ветра с высоты трёхэтажного дома. На шоссе было полным-полно машин, замерших в своей последней пробке. Что стало с их хозяевами? Что заставило их столь стремглав бежать из города? Я не знаю. И не уверен, хочу ли знать.
Чем сильнее я вглядываюсь в бездну этого мёртвого города, вытаскивая тайны из глубокой ямы наружу, тем больше бездна этого мёртвого города вглядывается в меня.