— Да… — хрипло произношу я, тоже наводя на него пистолет. — Я знаю.
— Это твоя вина, — говорит полковник.
— Это твоя вина, — говорю я.
Выстрел.
Зеркало разлетается на куски, и мир по ту сторону обрушивается на меня.
57
Я глубоко вдохнул и закашлялся. Всё тело болело, лицо было залито кровью из мелких порезов. Каждое движение приносило лишь всё новые и новые вспышки боли.
— Прости, Алекс… — я не знаю слышал ли я голос полковника Коннорса на самом деле, или он мне лишь мерещился. — Но ты ведь и так знал, чем всё это кончится, верно? Твои друзья — мертвы, город — в огне, а ты остался один… Ты неудачник, Алекс. Впрочем… Это нас объединяет.
Я перевернулся на живот, кое-как поднялся на ноги и побрёл вверх по песчаному склону, держась за полыхающий болью правый рукой.
Идти было тяжело — ноги, ставшие словно ватными, заплетались и запинались на ровном месте. Да и переставлять их было той ещё задачей — хоть они и были как будто ватными, но в то же самое время весили многие тонны.
Но я всё-таки шёл, спотыкаясь и запинаясь, пока не оказался прямо перед входом в Башню.
Сквозь песок проглядывала когда-то алая, а сейчас просто выгоревшая на солнце ковровая дорожка. Повсюду валялись опрокинутые золотистые столбики с обрывками торжественных лент на них.
Винтовка всё ещё болталась у меня на плече, так что я кое-как перевесил её поудобнее и захромал по лестнице к высоким и широким дверям. Толкнул одну из створок, которая с ощутимой натугой поддалась и со скрипом распахнулась.
Внутри громадного вестибюля были расположены десятки каких-то деревянных контейнеров, вокруг которых были в беспорядке разбросаны золотые монеты, украшения, пачки банкнот и банковские мешки.
Я побрёл мимо всех этих ценностей, до которых мне сейчас было совершенно никакого дела. И которые, если честно, не возбуждали во мне ни капли алчности.
К чему мертвецу деньги и золото? К чему золото и деньги тому, кому они были нужны и которые теперь не нужны ему совсем?
Обошёл один из контейнеров, который был вскрыт и распотрошён. Равнодушно перешагнул через валяющиеся на усыпанном песке полу золотые слитки с затейливой вязью мусульманского письма. Мельком скользнул по каким-то непонятным контейнерам с предупредительными значками химической и биологической опасности.
И двинулся к виднеющемуся впереди проходу, за которым вдоль расстеленной на полу дорожки стояли пара десятков людей в американской форме. Без оружия и в торжественных стойках.
Я положил было указательный палец на спусковой крючок, но затем убрал его и опустил ствол автомата.
Что я могу сделать, если впереди меня ждут «штормовые стражи»? Что я могу сделать им? Да ничего. А что они могут сделать мне? Тоже ничего.
Я уже не живу. А значит меня нельзя убить.
И поэтому я всё тем же неровным шагом, едва не шатаясь от слабости, вошёл внутрь помещения в дальнем конце которого виднелись двери нескольких лифтов.
— Отряд, смирно! — скомандовал кто-то, и «стражи» моментально подчинились, застыв вдоль дорожки десятками неподвижных статуй.
— Сэр, — в паре метров передо мной выступил вперёд невысоких худой солдат лет тридцати. Лысый и с искусственным правым глазом. — Мы все, кто выжил из 2-го пехотного полка. Мы сдаёмся, сэр. Кувейт ваш.
«Штормовые стражи» чётко отсалютовали мне.
— Где… — выдавил я, обдирая словами пересохшее горло. — Где полковник Коннорс?
— Там где он всегда был, сэр — на самом верху. Он ждёт вас.
Я прошагал мимо салютующих мне солдат и подошёл к дверям лифта, которые с мелодичным звоном распахнулись. Вошёл внутрь и нажал на самую последнюю кнопку, которых тут было огромное множество.
Скоростной лифт возносил меня на сотни метров вверх, а тем временем ожил спутниковый телефон, что я всё ещё таскал у себя в разгрузке.
— Молодец, Алекс, — иронично произнёс полковник Коннорс. — Ты сделал то, что не смогли ни бури, ни агенты ЦРУ — ты уничтожил Второй Пехотный. Наверное, чувствуешь себя героем? Хотя… о чём это я? Ты же не герой — у тебя совсем другие… таланты.
Я выключил телефон и убрал его обратно, оперевшись руками и лбом на прохладную стену кабины лифта. Винтовка давила на шею, пригибая к земле, и я снял её с себя и бросил на пол кабины. У меня ведь есть «беретта» — пистолета вполне хватит, чтобы покончить со всем этим. Хватит даже всего одной пули…
Лифт возносил меня вверх — на самую вершину этого мира и города, на высоту тысячи и одного метра…
Сколько это длилось? Не знаю, я не считал. И мои наручные часы давным-давно были сломаны, так что отныне я был вне времени. А, может, тут никогда и не было никакого времени, лишь бесконечно пересыпающийся песок. Как в песочных часах. Где тише всего во время урагана? В его сердце. Где нет времени? В его сердце.
Я впал в какое-то состояние полуяви-полусна, прислонившись к стенке кабины.
Сколько это длилось? Не знаю, я не считал. Может быть, минуту, может быть, век, а может быть — вечность…
Однако всё когда-нибудь кончается. Завершается и мой путь. Поэтому когда лифт остановился, и его двери с уже знакомым мелодичным звоном начали раскрываться, это не стало для меня неожиданностью.
Створки разошлись в стороны… И я увидел перед собой улыбающегося мужчину лет тридцати пяти с темно-русыми волосами до плеч, короткой бородой, одетого в камуфляжные штаны, армейские ботинки и бело-красную рубаху с коротким рукавом прямо на голый торс.
— Тут-туру, Алекс, — до отвращения знакомым голосом произнёс ди-джей Хьюз, впечатывая кулак мне под дых. — Добро пожаловать.
Я согнулся пополам от боли и протянул руку к висящему на бедре пистолету.
— Не-не-не! — Хьюз схватил меня за разгрузку, выволок из лифта и первым выхватил «беретту». — Это что, реальная пушка? Чувааак… Мы так не играем.
Он отшвырнул пистолет в сторону и достал из висящего на поясе чехла длинный нож.
— Последняя проверка, сержант, — уже без всякого шутовства сказал Ди-Джей. — Докажи, что ты достоин.
Как я и думал — не может быть всё так просто…
— Я не хочу драться, — покачал я головой. — Я не за этим сюда пришёл. Хватит, Джереми, ты устал, я устал, а война окончилась.
— Ну, не хочешь драться — твоё дело, — беспечно ответил Хьюз. — Вот только есть два момента… Во-первых, зови меня Иеремией — как пророка. А во-вторых, если ты не хочешь драться, то, будь так бодр, просто умри.
И Ди-Джей рванул ко мне нанося стремительный вспарывающий удар, целясь мне в горло.
Я на одних лишь рефлексах отклонился назад, избегая удара… И тут же рухнул на пол, получив неожиданную подсечку. Хьюз ударил сверху вниз, стремясь добить меня, но я откатился в сторону, быстро привстал и встретил Ди-Джея уже своей подсечкой.
Он свалился, а я тем временем отскочил в сторону, доставая с пояса свой нож.
— Другое дело, Алекс! — радостно произнёс Хьюз, поднимаясь на ноги и перебрасывая нож из руки в руку. — Начнём?
И мы начали кружить друг напротив друга.
Кстати, что удивительно, с каждым шагом, что я делал, усталость и боль во всём теле хоть на чуть-чуть, но всё-таки отступали. Так что уже спустя полудюжину шагов напротив Ди-Джея был не просто кусок мяса, а хоть и смертельно уставший, но всё тот же злой наёмник.
— Ты не думай, я это не со зла… — с добродушной улыбкой поведал мне Хьюз. — Хотя, и со зла тоже. Но мне же нужно узнать, тебя поподробнее, верно? А как можно узнать человека, не подравшись с ним! А то сейчас я ведь не могу тебе доверять, ну никак. Мало ли что… Вот кто ты такой, Алекс? Что ты за человек? Мне нужно это знать…
— На хрена? — прохрипел я.
— Как это — на хрена? Весь наш мир балансирует над бездной! А я точка равновесия. Это всё ради полковника Коннорса, ты не думай. Великий человек, полковник Фрэнсис Коннорс!.. Он же, мать его, гений. Такие рождаются раз в тысячу лет и переворачивают весь наш грёбанный мир вверх ногами. Он поэт и воин в классическом смысле этих сраных слов. Знаешь, Алекс… Иногда приветствуешь его, а он проходит мимо, даже не замечая тебя. А иногда он может просто взять и спросить тебя — а ты знаешь, Джереми, что главное в жизни? И если ты сможешь что-то сказать в такие моменты, то ты силён — сильнее обычных людишек. Просто видишь ли, Алекс… В такие моменты ты проваливаешься куда-то, не в силах выговорить ни слова!.. Короче, я маленький человек, а он велик, и мне по-хорошему надо бы обрядиться в рубище и попытаться понять его гений, но я вынужден гонять всякую шелупонь в этой сраной Гоморре. Чёрт! Извини, Алекс, мне просто не хватает слов… Иначе я бы тебе рассказал, к примеру, как он хотел меня убить.