Грациозным движением она повернулась к лошади. Филипп помог ей усесться на седло, ее отец вскочил на свою лошадь. Они обменялись неловкими прощаниями. Затем Аделина обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на Бриджит.
– Прощай, Бидди Корт! – крикнула она. – Ты еще пожалеешь, что так обошлась со мной! Чтоб тебе пусто было, Бидди! Пусть северный ветер дует тебе с юга, а восточный – с запада, до тех пор, пока не снесет тебя туда, где тебе и место.
Она взмахнула стеком и ускакала прочь, перекинув через плечо длинную каштановую косу.
Старый Питер, громыхая сзади багажом, воскликнул:
– Эх, это была неприличная выходка, а она не виновата, как и в тот день, когда ее нарисовал художник.
Это был не последний их визит. Они посетили дом женатого брата Аделины. Они останавливались у самого старого маркиза, но ничто из того, что они видели и делали, не ослабляло их стремления к Новому Свету.
Пришел день, когда все приготовления к их отплытию на запад были завершены.
Филипп взял билеты на парусное судно, так как полагал, что оно быстрее и чище парохода. Родители Аделины и маленький Тимоти пришли в порт проводить их.
Пэтси О’Флинн, кучер, принял решение сопровождать Аделину в Канаду. Он был холост и всю свою жизнь провел на одном месте и сейчас жаждал приключений. Кроме того, имевшееся в нем что-то рыцарское побуждало прибавить к свите Аделины еще одного защитника, так как в ее младших братьях защитников он не видел. К тому же Пэтси был убежден, что они едут в нецивилизованную страну, где возле каждого поселения рыщут дикие звери и индейцы.
Пэтси, ожидавший их на пристани, представлял собой необычайную фигуру. Несмотря на то что утро было теплым и ясным, он надел толстое пальто, так как считал, что таким образом его лучше всего перевозить. Другие котомки и узлы, от огромного, зашитого в парусину, до маленького, перевязанного красным платком, громоздились на его плечах. Его небольшое забавное лицо светилось довольством, казалось, он единственный из всех пассажиров знает, какие трудности им предстоят и как с ними справиться.
В одной руке он держал отполированный терновый посох, тяжелый, грозного вида. С другой руки свисала клетка с попугаем, в которой разноцветный обитатель развлекался, перебираясь с одной жердочки на другую или висел вниз головой и хлопал крыльями в возбуждении. Временами он изливал поток слов на хинди. Иногда же он издавал череду пронзительных криков. Попугай привлек толпу оборванных грязных детей, которые вопили, когда он вопил, и подпрыгивали от восторга. Когда они подходили слишком близко, Пэтси замахивался посохом и отгонял прочь, крича на них по-гэльски.
Няне Пэтси нравился. Она стояла рядом с ним, ее драпировки изящно развевались на ветру, на руках она держала свою маленькую подопечную. Проживание в Ирландии пошло Августе на пользу. Ее щеки округлились, и она стала не такой бледной. Девочка сидела у няни на руках, изумленно глядя на происходящее, но, когда ее взгляд останавливался на Пэтси, в радостной улыбке показывала свои белые зубки. Пока она находилась в Ирландии, ее кормили молоком только от одной козы, и эту козу взяли с собой в Канаду, чтобы из-за смены молока у нее не нарушилось пищеварение. Коза, которую держал за поводок вихрастый мальчишка, стояла неподвижно, наблюдая за окружающим с невозмутимостью и даже с некоторым цинизмом. Козочку звали Мэгги. Леди Гонория повязала ей на шею небольшой колокольчик, и превратности путешествия подчеркивались его серебристым звоном.
Мать тщательно одела юных дядюшек Августы для новой жизни. Но, по мнению Филиппа, их одежда была слишком живописной, волосы – слишком длинными, а руки – белыми. Конвей, тот, что напоминал Филиппу бубнового валета, выглядел особенно щеголевато. Братья Корт сновали повсюду, отдавая шутливые приказы морякам, загружавшим на борт ящики с курами, гусями и утками, подгонявшим свиней, тянувшим овец и коров.
Группа бедных эмигрантов охраняла свой багаж, со слезами на глазах цепляясь за последние мгновения, проведенные с родными, пришедшими их проводить. Среди них был священник, всеми силами пытавшийся поддержать их дух: обводил небеса своими большими серыми глазами и предсказывал благоприятное путешествие. Он явился туда, чтобы посадить на судно двух своих молодых племянниц, направлявшихся к брату, и избегал встречаться с ними взглядом.
Аделина отвлеклась от рыдающих людей и, вложив свою ладонь в ладонь Филиппа, сжала его пальцы. Он посмотрел ей в глаза.
– Ты уверена, что ничего не оставила?
– Ничего. Даже своего сердца!
– Что ж, весьма разумно с твоей стороны, иначе мне пришлось бы возвращаться за забытым.