Необходимо выдержать паузу. „Горшки!“ — с содроганием подумал он. И термометры в анус, тут уж ничего не попишешь.
— Ладно, — опрокинув еще рюмку, согласился Дойчман. — Горшки так горшки.
На следующее утро он уже помогал санитару Кроненбергу измерять температуру и выносить и ополаскивать горшки. С некоторой озабоченностью Дойчман заключил, что Кроненберг был не прочь почесать языком, но не поработать. Но в остальном это был человек добродушный, приятный в общении, никогда не орал, не рычал, короче говоря, с ним можно было вполне сносно сосуществовать. Не говоря уже о том, что в медпункте было куда спокойнее, чем сносить издевательства Крюля на плацу. Причем выигрывали оба: Дойчман наслаждался покоем медпункта, Кроненберг был избавлен от досадной необходимости опорожнять ночные вазы, заполучив к тому же в качестве помощника настоящего, квалифицированного специалиста. Кем был он, Кроненберг? Несмотря на ускоренные курсы санитаров, он как был, так и оставался ремесленником из Вестфалии, каких тысячи и который, в принципе, мог все, если требовалось поработать руками. Что же касалось серьезных заболеваний, на этот случай наготове был доктор Дойчман.
Вечером Кроненберг переговорил с штабсарцтом д-ром Бергеном. Будучи человеком хитроватым, он решил начать издалека.
— Как я понимаю, герр штабсарцт, тот сердечник из 3-й палаты — случай серьезный?
— С чего бы это?
Доктор Берген оторвал взгляд от пачки карточек. Он педантично представлял ежедневный рапорт, который, конечно же, никто не читал и который потом пылился в шкафу среди других никчемных бумажек.
— У него снова приступ? В таком случае дайте ему миокардон.
— Так точно.
Кроненберг взглянул на записи. Так, аппендицит в 4-й палате. Перевод в госпиталь в Познани по поводу эктомии.
— Да, герр штабсарцт, тут есть еще один вопрос.
— Слушаю вас.
— Рядовой Эрнст Дойчман как нельзя лучше подошел бы нам. Нам необходим еще один человек. Так сказать, вспомогательный персонал. Вы же видите, что к нам постоянно поступают все новые и новые больные из рабочей команды. Скоро уже класть некуда будет. И мне одному…
Тут он осекся и стал оправдываться:
— Разумеется, я в состоянии и сам справиться. Но иногда, если случай безотлагательный, приходится разрываться. К тому же теперь, когда нас перебрасывают в Россию…
О том, что Эрнст Дойчман — врач и опытный специалист, Кроненберг благоразумно умолчал.
— Хорошо. Я поговорю с командиром. Из какой он роты?
— Из 2-й, герр штабсарцт.
— Ладно. А теперь прошу вас оставить меня в покое, Кроненберг!
Доктор Берген снова склонился над рапортом, а Якоб Кроненберг, молодцевато откозыряв, удалился. Правда, только после того, как убедился, что доктор Берген сделал карандашом пометку: „Эрнста Дойчмана из 2-й роты помощником санитара“.
— Надо уметь подойти к людям, — хвалился потом Кроненберг в разговоре с Дойчманом. Они сидели у окна, и санитар медпункта посвящал своего помощника в таинства игры в „двадцать одно“.
— Я так и сказал ему: „Дойчман переходит к нам, герр штабсарцт. Или я ухожу от вас!“ Так и заявил.
Тут Кроненберг выразительно поглядел на своего визави, чтобы убедиться, возымела ли его фраза действие. Дойчман, как и положено, изобразил удивление.
— И он тут же согласился! — добавил Кроненберг.
И пару минут спустя со вкусом щелкнул картами по столу.
— Двадцать одно!
В общем, вечер удался.
На следующий день 1 — я и 2-я роты паковались. Приказ так и не претерпел изменений — сначала 1-я и 2-я роты, пять дней спустя — 3-я и 4-я, штаб батальона и медпункт, получивший теперь куда более солидное название „госпиталь“. Эрнст Дойчман, новоиспеченный помощник санитара, продолжал числиться во 2-й роте, что обер-фельдфебель прокомментировал следующим образом: „Каков субчик! Успели научиться, как отвертеться от настоящей службы! Но ничего, вы у меня еще попляшете!“
На что Дойчман, который на самом деле схватывал тонкости армейской жизни на лету, спокойно ответил:
— Смею вам напомнить, герр обер-фельдфебель, что отныне я подчиняюсь непосредственно герру штабсарцту и герру командиру батальона.
— Довольно языком трепать! — рявкнул в ответ Крюль.
Но этим и ограничился, поскольку, с одной стороны, Дойчман был прав, с другой — потому что предстояла отправка в Россию. Чем черт не шутит, может, именно этому паршивому интеллигентишке придется накладывать ему, Крюлю, первую повязку и впрыскивать противостолбнячную сыворотку. Или выносить с поля боя! Во взводе же „повышение“ Дойчмана восприняли неоднозначно. Кое-кто завидовал, другие желали ему удачи, а Шванеке заявил следующее: