– Хм… Ангел… Ранить тебя, значит можно, и боль ты чувствуешь, а убить тебя нельзя? Так, что ли?
– Именно так, – кивнув, согласилась она, продолжая внимательно смотреть на него.
– Хм… – снова с сомнением хмыкнул Чудилин, с трудом разгибаясь, – мне бабушка в детстве про ангелов чего-то там рассказывала, я ещё не верил ей, смеялся. – он испытующе посмотрел на девушку, – эт что же это, неужто бабушка правду говорила?
– Выходит, что так.
– Может, и так, – он застегнул ремень, – да вот только она рассказывала мне про тех, что на небе живут, и с крылышками, – он наградил её скептическим взглядом, – а вот про таких, как ты, которые по земле шастают, она мне ничего не говорила. Ты что, здесь вроде как проездом, так что ли? И где твои крылья?!
– Балбес ты, Андрей! Я здесь не проездом! Меня сюда ПОСЛАЛИ. – Ангел в девичьем обличии укоризненно покачал головой.
И тут же обиженно-порывисто добавила:
– И крылья у меня есть! Просто ты их не видишь. Не всякому дано.
Брови лейтенанта поползли вверх:
– Послали? Кто?! И зачем?! И откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Затем и послали – тебя от смерти спасать, – стала терпеливо объяснять девушка, – и почему твой Ангел-хранитель не должен знать твоего имени? Конечно, знаю! Я всё знаю.
– Хм… знает она… всё… послали её… А там-то, на небе, тебе не сиделось, что ли? – саркастически усмехнулся он.
– Не сиделось, – Ангел в девичьем обличии отвернулся и обиженно надул губки.
– Почему?
– Да потому! – по всему было видно, что девушка явно теряет терпение, – плохо за тобой следила, вот и отправили сюда, – и, видя ошалелый взгляд лейтенанта, с надрывом добавила: – в наказание, чтоб сама прочувствовала, каково это! Что, неужто не понятно?
– Э-э…. не совсем, – растерянно пробормотал Чудилин, в голове у него был полный кавардак.
Девушка встала, поправила волосы, нашла свою шапку, надела её на голову и продолжила свою крайне занимательную лекцию:
– У каждого человека есть свой Ангел-хранитель. Он должен хранить его на протяжении всей жизни. У кого-то получается, у кого-то не очень, – она на пару секунд замолчала и исподлобья испытующе посмотрела на лейтенанта. Он слушал её, а в голове его суетливым, запутанным клубком бегали и метались мысли.
– У меня, например, иногда вообще всё очень плохо получалось, – с виноватыми нотками в голосе продолжила она, – вот и получила наказание, – она горестно вздохнула, и пригорюнившись, сосредоточенно замолчала, опустив глаза и разглядывая что-то у себя под ногами.
Во рту стало сухо… «Она говорит, что ВСЁ знает. Всё?» Медленно, но верно, мысли в голове стали упорядочиваться, и, наконец, выстроились в довольно логичную цепочку. Но требовалось кое-что уточнить…
– Это когда ж у тебя плохо получалось-то? – сглотнув, хрипло спросил Чудилин.
– Ты ещё спрашиваешь? – она сокрушённо покачала головой, – а тот самый компрессионный перелом позвоночника, когда тебя весной сорок второго года сбили, ну, когда ты из-под опрокинувшегося при падении самолёта выкарабкивался, что, не в счёт? А контузии твои, ранения?
Играя желваками, Чудилин напряжённо молчал. Покусав свою пухлую нижнюю губку, Ангел продолжил безжалостно обвинять самого себя:
– А сколько по моему недогляду досталось тебе в детстве? – и загибая пальчики на левой руке, она принялась складывать свои промахи: – в пять лет – сотрясение мозга, в семь лет – ты сломал руку, в одиннадцать попал в больницу с воспалением лёгких, в двенадцать чуть было не разбил себе голову, с размаху ударившись виском об бетонную тумбу, в тринадцать – упал с дерева, и три месяца после этого провалялся в больнице, – пальцы на левой руке у неё кончились, и на перешла на правую: – в четырнадцать – упал с велосипеда, да так, что после этого у тебя три недели голова болела, и это не считая вывихнутой руки… – у неё из глаз по щекам бежали тоненькие мокрые дорожки.
– А когда эта самая война началась, так тут я вообще перестала справляться… – она всхлипнула, – знаешь, сколько ты по госпиталям валялся?
Потемнев лицом, Чудилин упорно молчал, громко сопя и играя желваками.
– А я знаю… С точностью до дня! – со слезами выкрикнула она, – 384 дня! Больше года! А провоевал ты чуть больше месяца весной сорок второго, и четыре месяца в конце того же года, – она виновато замолчала, – а всё я, дура дурацкая… – она трагически взмахнула руками, – тоже мне, Ангел-хранитель называется! И ничего-то у меня толком не получается… – горестно подытожила она, и тяжело вздохнув, повесила голову.