– Земля им пухом! – У водки странный привкус, наверное, примешивается кровь из прокушенной губы. – Погибшим – прощение, живым – слава!
Передаю импровизированную братину по кругу.
– Вечная память! – Это отец Николай.
– Вечная память! – эхом повторяет капитан, он же – новый командир штрафного батальона.
– Мы никому этого не забудем! – Бенкендорф молодец, даже сейчас думает наперёд.
– Так будет! – Глоток из вернувшейся обратно чаши. – Я очень злопамятный.
Унылая торжественность момента нарушилась часовым, влетевшим в кабинет спиной вперёд. Потеряв ружьё, он прокатился по скользкому паркету от дверей до камина, безуспешно стараясь остановиться. Докатился, сшиб принесённую корзину с дровами, сел, потрясённо озираясь, да так и остался там сидеть, приняв лихой вид под августейшим взором. Появившийся следом военный министр имел противоположный, какой-то встревоженный вид:
– Ваше Императорское Величество, доставленные сведения требуют немедленного…
– Знаю, Алексей Андреевич, всё знаю. Держи.
– Скорблю вместе с Вами, Ваше Величество! – Аракчеев принял протянутую вазу, принюхался и с превеликой охотой припал губами к краю. Остановился, чтобы перевести дух, и снова приник.
– Силён, – прошептал отец Николай еле слышно, но с завистью.
Министр перевернул опустевшую братину:
– Слава героям! Только я по другому поводу, государь!
– И опять что-то плохое?
– Так точно! В прошлый раз Вами было приказано выбросить рапорт о злоупотреблениях генерала от инфантерии Кутузова и наказать доносчика…
Хм, а что это он так многозначительно замолчал и косится в сторону моих собутыльников, пардон, других, ранее удостоенных аудиенции? Что за секреты? Ну, подумаешь, запретил Михайло Илларионович своей властью печатать в Вильно газеты на любых языках, кроме русского, и что? Издатели обиделись на звание геббельсовских выкормышей, данное им военным губернатором? Или объявление прусских купцов, промышляющих английской контрабандой, фашистскими пособниками кому не по нраву? Я, например, очень даже не в претензии. Более того, совершенно одобряю.
Уж не знаю, насколько велика вероятность того, что случилось невероятное… Но только в том доносе абсолютно всё указывало: ежели Михаила Илларионовича окликнуть фамилией Варзин, он непременно отзовётся. Кто ещё сможет устроить в провинциальном гарнизоне службу по уставу, который даже не написан? С ночными тревогами, рытьём окопов и блиндажей, с вечерними прогулками строем под песню «Мы не дрогнем в бою за Отчизну свою, нам родная страна дорога…» А последние сомнения пропали от упоминания некоего капитана Алымова, который непременно бы вывернул нерадивым подчинённым наизнанку всё, до чего успел бы дотянуться.
– Ты хочешь сказать, Алексей Андреевич, что литовский губернатор недостаточно усерден в службе?
– Никоим образом, Ваше Императорское Величество! С некоторых пор он даже излишен в своём рвении.
Интересно, что же должен натворить гвардии рядовой, чтобы это беспокоило военного министра? Объявил войну Англии? Так мы её уже имеем. Войну имеем, а не Англию, хотя, конечно же, лучше наоборот. Или уговорил прусского короля повесить всех подданных с именем Адольф? С Мишки станется… Но если у него, как у меня, остались воспоминания, чувства, знания… Нет, лишнего не позволит. Наверное, не позволит.
Да, кстати, а кем сейчас Мишка стал? Я, по большому счёту, более чувствую себя императором, хотя прекрасно знаю, что это не совсем так. Кто он? Генерал от инфантерии с характером красноармейца-гвардейца был бы предпочтительнее рядового с генеральскими замашками. Конечно, немного цинично по отношению к другу, но…
– Да ты продолжай, Алексей Андреевич, продолжай, – подбадриваю сделавшего паузу Аракчеева. – Чудится, скажешь нечто презабавное.
– Куда уж забавнее? – Голос министра сух и горек. – Войсками литовского губернатора захвачен город Кенигсберг, а королю прусскому направлен оскорбительный ультиматум, требующий немедленной отправки королевского флота для блокирования Балтийских проливов против английской эскадры.
– У Пруссии есть военный флот? Не знал.
– Его нет, Ваше Императорское Величество. Но сей факт не смутил Михаила Илларионовича, ссылающегося на заключённый им же договор.
– Э-э-э…
– Конечно же, государь, это Вы заключили договор, а Кутузов был лишь посредником.
– Так, значит, его требования законны?