VIII
Бурунов перестал лягаться и послушно замер, беспомощно озираясь своими разинутыми глазами. Потом он вдруг зажмурился и уткнулся лицом в землю.
– Назад! Я сказал – назад! – истошно кричал Гвоздев, как вязанку дров, оттягивая бойца за ремень обратно к окопу.
Своего голоса он не слышал, только видел, как вздрагивает спина Бурунова от ударов его кулака.
Кто-то потянул Гвоздева за рукав. Тот очумело отмахнулся, не сразу сообразив, что покрытое толстым слоем пыли лицо принадлежит Потапову, командиру второго отделения. Неспроста Потапыч посреди такой свистопляски пожаловал. Опасения Гвоздева тут же подтвердились.
– Воспитываешь?! – крикнул тот, обнажая желтоватые зубы, покрытые бурыми крапинками махорки, и размазывая по потному лбу полосу грязи. – Командир требует. И еще двоих возьми с собой, понадежнее…
Наблюдательный пункт взводного располагался ближе к пойме реки, на уклоне, перед густой кустарниковой порослью, как бы отсекавшей сухую землю от прибрежной, заболоченной. На верхушке была оборудована ячейка, откуда все холмы впереди были как на ладони. От нее по уклону вниз вел ход, сообщавшийся с более вместительной траншеей. В ней взводный и его замы пережидали минометный обстрел. Немецкие мины сыпались на макушку, туда, где была наблюдательная ячейка.
– Вот черти, не унимаются… – не переставал сетовать замкомвзвода Дерюжный, то и дело выглядывая из траншеи.
– Они-то ладно, а ты бы, Семеныч, унялся… – устало отозвался взводный. – Не ровен час, осколок поймаешь.
Замкомвзвода со страдательческим выражением на лице поправил каску.
– Эх, товарищ старший лейтенант… Мы ж всю ночь ячейку эту рыли. А они ее в два счета сровняют. Чисто трактор…
– Значит, плохо рыли… – с ухмылкой отозвался Степанков. – Раз фашист работу вашу в два счета сковырнул.
Неунывающему ординарцу и обстрел был не в тягость. Он курил в горсть, затягиваясь с таким упоительным самозабвением, словно ладонь его таила волшебную силу, способную защитить от любого осколка или пули.
Дерюжный только махнул рукой в сторону ординарца и снова выглянул из-за края траншеи.
– Ох ты, японская дивизия… Кому это жить надоело? – воскликнул вдруг он, припадая к самому краю бруствера.
Не сразу распозналось неясное движение среди земляных рытвин, пока над контуром не мелькнул округлый силуэт. Дерюжный только тогда уловил, что это ползет боец в каске, со скатанной и перекинутой через спину, торчащей горбом шинелью.
Боец, возникнув на краю гребня, тут же исчез, нырнув в ячейку. Следом возник другой, и тут же его загородил фонтан земли, вспучившийся в нескольких метрах от траншеи.
IX
Пока взводный и его замы пережидали дождь земляных ошметков, в траншее оказался весь покрытый пылью и грязью переменник. Он вполз, шумно дыша, и тут же, поднявшись на колени, попытался отрапортовать.
– Това… рищ… стар… ший… – хрипло выдавливал он, пытаясь поймать сбившееся дыхание.
Тут в траншею ввалился второй, толкнув первого.
– Ладно, ладно, Гвоздев… вижу, кто ты есть, – доброжелательно прервал попытку доклада взводный.
– Хотя видок у вас, братушки, еще тот, – отозвался из своего укромного угла Степанков. – Мама бы родная не узнала.
– Мама бы узнала – тоном спорщика ответил Зарайский.
Он только что втиснулся в траншею третьим по счету прибывшим и тоже обессиленно дышал, прислонясь к земляной стенке, размазывая пот по грязному лицу.
– Ох и попали мы, товарищ командир, – радостно выпалил Гвоздев, отфыркиваясь, как будто только что вынырнул на поверхность реки после прыжка «щучкой» с десятиметровой высоты моста. – Особенно на горке накрыло так, что думал – все, по кусочкам соберут.
– Немец жарит, что то солнце. Чистый дьявол, – согласно кивнул Семеныч.
– А все ж таки пронесло, – весело сказал Зарайский, понемногу успокаивая дыхание. – Видно, мама очень хочет сына повидать.
– Это точно. Не иначе как заступилась за тебя перед костлявой, – вступил в разговор Фомин, третий боец, пластунским способом прибывший в командирскую ячейку.
Несмотря на то что он только что отмахал на животе с локтями не менее метров тридцати, под непрерывным градом рвущихся мин и снарядов, он даже не запыхался и говорил ровным, спокойным тоном.
X
– А ведь и верно, – воскликнул Дерюжный, хватаясь за шинель, скатанную вокруг плеча Зарайского. – Глядите-ка, из сукна чистую бахрому уделало.