— Тихо, — эхом отозвалась Марина и положила голову ему на плечо. — А ты партизан не боишься?
— Не боюсь, — ответил Юрген.
Не до партизан ему в тот момент было. Он бы и не вспомнил о них, кабы не слова Марины. Их, конечно, предупреждали перед первым выходом в город и ужасы всякие рассказывали, но их после проведенных боев трудно было чем–либо напугать. Они сами всем этим тыловым умникам могли такое порассказать, что те бы три дня с толчка не слезали от страха. Вот так! Да что там говорить! Пленных Юрген видел, полицаев видел, разговоры о партизанах слышал, но…
— Никогда не видел живого партизана, — сказал он.
— Откуда ты можешь это знать? Они же ничем не отличаются от обычных людей. Они и есть обычные советские люди. Рабочие. Колхозники. Учителя. Молодые парни, которых не успели призвать в армию.
— И молодые красивые девушки, — вклинился Юрген в паузу. — Ой, боюсь! Помогите! — крикнул он, как можно тише крикнул, а ну как кто услышит, сунется сдуру, этого только не хватало. — На меня напала партизанка! — Он притянул Марину к себе, начал шутливо бороться с ней, она приняла игру, тоже стала бороться с ним. Юрген упал на спину, потянул за собой Марину, прижал ее грудь к своей груди. — О, партизанка взяла меня в плен! Я побежден! Я сражен! Сдаюсь! — Он раскинул руки в стороны.
Марина пригвоздила их к земле своими руками, чуть приподнялась.
— Сдаешься?! — воскликнула она, дунула вверх, отгоняя упавшую на глаз прядку волос, потом крепко сжала губы, чтобы, наверно, самой не рассмеяться, прищурила глаза. Она была очень смешной в тот момент, Юрген сам едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. — Хенде хох! — сказала Марина.
— Не могу хенде хох, — расхохотался Юрген, — только «Гитлер капут» могу. Гитлер капут! — крикнул он.
Убедительно получилось. Марина тоже зашлась в смехе:
— Гитлер капут!
Конец ее тяжелой косы мотался из стороны в сторону, бил Юргена по щекам, по носу, по глазам.
— Изуверская русская пытка — пытка девичьей косой! — закричал он. — Я требую соблюдения прав военнопленного.
— Ах, он требует! — Марина схватила косу правой рукой и принялась ее кончиком щекотать Юргену нос. — Вот, получай, получай!
Юрген морщил нос, уворачивался, чихал, потом резко вывернулся, опрокинул девушку на спину, лег на нее, в свою очередь, прижав ее руки к земле.
— Попалась, партизанка! — сквозь зубы сказал он и постарался изобразить «зверское» лицо. — Ну, теперь берегись! — и он впился в ее губы.
Она обмякла. Юрген провел пальцами по ее руке, по длинной шее с пульсировавшей жилой, спустился к груди, потом скользнул еще ниже, к бедрам. Марина уперлась руками ему в грудь, чуть отодвинула от себя.
— Ты очень спешишь, — сказала она тихо.
«Я очень спешу, — подумал Юрген по–немецки, — чай, не с портовой девчонкой. Она не такая. Так можно только все испортить». Портить не хотелось. Юрген отодвинулся, сел рядом с Мариной.
— Я влюбился в тебя с первого взгляда, — сказал он.
— Даже так?
— Только так и бывает.
— Наверно. Я не знаю.
— Еще не знаешь?
— Мне надо разобраться в себе.
Юрген увидел кустик незабудок, сорвал несколько побегов, протянул Марине, продекламировал, подбирая слова:
Совсем одинокий и покинутый
На отвесной скале,
Гордый, под синим небом
Стоял маленький цветочек.
Я не смог устоять,
Я сорвал цветочек
И подарил его красивейшей
Самой любимой Марине.
— Спасибо, — сказала Марина, — мне никто никогда не дарил цветов, — она потянулась и поцеловала Юргена в щеку.
— А песни тебе пели? — спросил он.
— Песни пели, — со смущением ответила Марина.
— Ну уж немецкие точно не пели! Это ведь я тебе песню перевел. Плохо, как сумел. По–немецки она лучше звучит. Ее один мой друг любил петь.
— Любил…
— Он погиб. На фронте. Неделю назад. Эх, он бы спел!
— Ты спой.
И Юрген спел:
Ganz einsam und verlassen
An einer Felsenwand,
Stolz unter blauem Himme!
Ein kleines Blümlein stand.
Ich könnt' nicht widerstehen,
Ich brach das Blümelein,
Und schenkte es dem schönsten,
Herzliebsten Mägdelein.
— Красивая песня, — сказала Марина, — только там имени моего нет.
— Ой, — спохватился Юрген, — какой же я дурак! Пропел, как в песне: Магделайн, Магдалина. Она так и называется, песня.
— Все правильно. У нас говорят: из песни слово не выкинешь.
— Надо как–то прикрепить букетик к платью, — сказал Юрген, — синие цветы, синий платок, красиво будет.
— Синий платок, — сказала Марина и вдруг пропела:
Скромненький синий платочек
Падал с опущенных плеч.
Ты провожала, но обещала
Синий платочек сберечь.
— Тоже красивая песня, — сказал Юрген, — я такую не слышал. Она что, новая?