— Пришло наше время, — разглагольствовал фон Клеффель на ходу, — летом мы иванам не проигрываем. Как только немецкий порядок не разбивается о русскую зиму, мы демонстрируем наше преимущество в выучке, тактике и стратегии. Так было в сорок первом, так было в сорок втором, так будет и сейчас!
— Если немецкий порядок не разобьется о русское лето, — заметил Ули Шпигель, закатывая рукава кителя и утирая пот со лба, — такую жару я встречал только в Африке! Это солнце вытопит из нас остатки жира, а кровь закипит в жилах.
— Сначала закипит вода в радиаторах, — сказал Красавчик, показывая рукой на стоящую на обочинах технику.
— Да, удивительная страна! — подхватил фон Клеффель. — Всего в избытке — мороза и жары, красоты и грязи, территории и людей. Все в крайней степени, нет умеренности ни в чем. Все неистово и необузданно. Чуть больше, чуть меньше — не имеет в этой стране никакого значения. В два раза больше, в два раза меньше — тоже не имеет значения. Совершенно невозможно воевать! На правильной войне силы противников приблизительно равны, все решает стратегия, тактика и дух. Сгруппировать силы таким образом, чтобы на каком–то участке достигнуть преимущества и так нанести противнику поражение. Вы, возможно, полагаете, что наша блестящая победа над Францией была достигнута за счет многократного превосходства в силе? Как бы не так! Мы нанесли удар, едва став чуть сильнее. Это «чуть» в сочетании с нашим духом и ударом в обход линии Мажино решило исход кампании. И все! Париж распахнул нам свои объятия. Мир, спокойствие, благоденствие. В этой стране «чуть» не решает ничего.
Он долго рассуждал на эту тему, но в конце концов замолчал, сморенный жарой и усталостью. Они шли уже восемь часов с получасовым перерывом на кофе. Солнце клонилось к горизонту, но духота не спадала. Они прикладывались к фляжкам с водой, но вода тут же выходила струйками пота, прочерчивавшими бороздки на запыленных лицах. Слева от дороги раскинулся лагерь новобранцев из гитлерюгенда. Они стояли у палаток и скалили зубы, глядя на их нестройную колонну. Этого нельзя было терпеть.
— Подтянуться! — крикнул Гиллебранд. — Песню — запевай!
Курт Кнауф всегда готов! Он громко затянул старую солдатскую песню, как бы в пику этой молодой поросли:
Wir sind die alten Landser,
Kennen die halbe Welt,
Von Nord nach Süd,
Von Ost nach West,
Reisen wir ohne Geld.
Wo uns das Schicksal hinstellt
Ist unser einerlei.
Zu jeder Zeit
Steh'n wir bereit
Denn wir sind immer dabei.
Zu jeder Zeit
Steh'n wir bereit
Wir alte Landser sind immer bereit.
П е р е в о д
Мы — старые вояки,
Знаем полмира,
С севера на юг,
С востока на запад,
Мы путешествуем без денег.
Где нас судьба расположит,
Нам все равно.
В любое время
Мы готовы встать.
Так как мы всегда тут как тут.
В любое время
Встать мы готовы.
Мы, старые вояки, всегда готовы.
— Мы — старые вояки! — подхватил Юрген и, подтянувшись, бодро замаршировал по дороге. Знай наших!
К месту назначения прибыли к восьми утра. Лошади едва переставляли ноги, низко опустив головы. Автомобильные моторы хрипели и кашляли. Лишь они шли и шли, как автоматы, и прошли бы еще, если бы не уперлись в двойную нитку траншей, тянущуюся налево и направо, насколько хватало взгляда. Несмотря на то что вовсю светило солнце, никакой суеты в траншеях и около них не наблюдалось, лишь редкие дозорные приветливо махали им руками.
— Это передний край? — с удивлением спросил Вайнхольд.
— Нет, это черт–те какая линия обороны, — ответил фон Клеффель, — можно подумать, что мы собираемся обороняться, а не наступать.
— Может быть, оно и к лучшему, — сказал Вайнхольд. Теперь в его голосе звучало облегчение.
— Обороняться?! — Фон Клеффель поднял правую бровь и принялся шарить пальцами в кармане кителя в поисках монокля. Монокль означал высшую степень негодования.
— Нет, нет, я имел в виду, хорошо, что мы будем наступать в последнем эшелоне, — поспешил сказать Вайнхольд.
— Не надейтесь, Вайнхольд, — сказал Ули Шпигель, — мы просто пришли раньше других. И в атаку мы пойдем не только из самой передней линии, но еще и самыми первыми.
— Что ж, хотя бы отдохнем перед наступлением, — вздохнул Вайнхольд.
— Не надейтесь! — бросил проходивший мимо Гиллебранд. Он всегда проходил мимо. От него было не скрыться.
Но для начала их отправили в баню. Собственно, это была прачечная с огромным паровым котлом и специальной камерой дезинфекции. Последняя порадовала их даже больше, чем возможность вымыться после марша, — укусы паразитов, подцепленных на ночевке в деревне, вызывали дикую чесотку, до крови. Они снимали с себя всю одежду и развешивали на перекладинах в камере дезинфекции.