Выбрать главу

— Сколько техники! — невольно вырвалось у Юргена.

— Да, в этом все дело, в большом преимуществе противника в количестве вооружений, — сказал Фрике, он искренне верил в это.

Юрген поднялся на этаж, занятый его взводом.

— Нет, ты только посмотри на это! — воскликнул при его появлении Красавчик и протянул ему свой пулемет.

Юрген посмотрел, пожал недоуменно плечами: что не так?

— Да патронник же не из латуни, а из стали, покрытой латунью. То–то у меня все время пулемет заедал! Как раскалится, так заедать начинает! После каждой ленты. Подостынет, опять стучать начинает. А потом вообще беда! Брызнуло пылью да крошкой после разрыва снаряда, видно, попало немного в патронник, содрало покрытие…

— Да ты вроде сменил патронник, — остановил его причитания Юрген.

— Чего я здесь только не сменил! — воскликнул Красавчик. — Просто новый пулемет собрал!

— Главное, что пулеметчик прежний остался, — сказал Юрген.

— Это ты правильно заметил! — широко улыбнулся Красавчик. — Это — самое главное. Был бы пулеметчик цел, а пулемет найдется.

— Первая рота! К бою! — донесся крик Вортенберга. Его накрыли первые выстрелы русских танков.

— Есть! — сказал Юрген, то ли отвечая на приказ, то ли отмечая первое попадание снаряда в дом напротив. У него не было возможности анализировать свои реакции, пол под ним содрогнулся — началось!

Позиция была несравненно лучшей, чем прежняя. Все же пушки танков и самоходок — это не гаубицы, а относительно тесное пространство улицы не позволяло русским вольготно расположиться и вести методичный, прицельный обстрел. С движущимися в непосредственной близости объектами они справлялись хорошо, — что с техникой, что с солдатами противника. Танки успели сделать едва ли два залпа, а самоходка и вовсе один, когда их заставили умолкнуть меткие выстрелы фаустпатронов. Из одного танка выскочили закопченные, обожженные танкисты и тут же пали на землю, дополнив бордюр из тел пехоты.

Это не остановило русских. Вдали взметнулся вверх и резко опал вниз красный флажок. Как на полигоне: «Следующий — пошел!» И следующий, следующие — пошли. Они продвинулись на несколько метров дальше, сделали уже по три выстрела, но также уткнулись дулами в землю. Один из снарядов попал в окно комнаты, где обосновались три солдата из взвода Юргена. Это был неравноценный размен, так посчитал Юрген. Солдат в его взводе было меньше, чем танков у русских. «Следующий — пошел!»

На них, выплывая из заполнившего улицу дыма, двигалось какое–то страшилище с несуразно большой головой. Фридрих от неожиданности нажал на гашетку панцершрека, граната ударила в лоб страшилищу, взорвалась, как положено, но не произвела никакого действия, только вздыбила какие–то кудряшки, издевательски покачивающиеся. Через несколько мгновений и десять метров Юрген сообразил, что перед ним обычный танк, обложенный матрасами с железными пружинами.

— Предохраняется, гад, — сказал Фридрих и вновь нажал на гашетку. — Детонирует раньше времени! — досадливо воскликнул он, когда и вторая граната не произвела на танк никакого эффекта. — Ну я тебя достану! — Он уже насаживал на трубу третью гранату.

— Достанешь, потерпи немножко, не трать попусту гранаты, у нас их и так мало осталось, — приговаривал Юрген, изучая в прорезь прицела систему крепления матрасов на броне. — Вот она веревочка, вот он узелок.

Он короткой очередью разрубил узел, матрас стал медленно сползать. Стоило ему приоткрыть бок танка, как туда врезалась граната Фридриха.

— От судьбы не уйдешь, — сказал Юрген.

Он и сам был горазд на разные придумки и уловки, но никогда не использовал их для собственной защиты, предпочитая полагаться на ловкость тела и быстроту реакции. Укрепления были не в счет. На позиции он эти матрасы в три ряда бы настелил, только дай. Но идти в бой с подушкой на голове — нет, это было не для него. Так что изобретение русских ему не понравилось. То, что танкисты сознательно шли на смерть и использовали это устройство лишь для того, чтобы подороже продать свои жизни, не приходило ему в голову. Он мерил людей по себе. Он не был фанатиком.

Случилось то, чего Фрике опасался с самого начала, — часть, оборонявшая дом на противоположной стороне улице, отошла. От солдат твердолобого майора толку было чуть, но они простреливали тротуар у основания их дома. Теперь там образовалась мертвая зона, куда просачивались русские, забрасывали в окна гранаты и пускали огненные струи. У них были даже наши фаустпатроны, у этих чертовых русских, и они весьма умело пользовались ими без всякого инструктажа и долгих тренировок. Подвальные окна в доме были заложены кирпичной кладкой задолго до начала боев в городе, в них были оставлены небольшие отверстия для стрельбы из фаустпатронов; теперь в них стреляли из тех же фаустпатронов, но с другой стороны, разнося вдребезги хлипкую кладку. Еще немного, и русские начали бы проникать в дом через подвал.

Не начали. Сгустилась тьма. Напор русских ослаб. Они удовлетворились тем, что заняли ряд домов на противоположной стороне улицы. В квартирах на разных этажах то там, то тут мелькали огни фонарей, слышались радостно–возбужденные крики, взрывы смеха, сквозь пороховую гарь пробился запах мирного костерка.

Пришел фельдфебель от «познаньцев», как окрестил их Юрген. Он сообщил подполковнику Фрике, что их батальон отходит. Они были хорошими солдатами и настоящими товарищами, эти «познаньцы», не то что майор из дома напротив.

— Отходим, — сказал подполковник Фрике, — в следующий квартал. Мы там построим новую линию обороны. Русские не пройдут! — Он попытался взбодрить измотанных солдат и самого себя.

На этот раз отходили цивилизованно, без скаканья по крышам, проходными дворами и узкими прогалами между домами, которые уверенно указывал Штульдреер. Они забрали с собой всех раненых, даже лейтенанта Ферстера, которому эта переноска приносила лишь жестокие и лишние страдания. В низ окна, у которого он вел огонь, попал русский снаряд. Ферстера, нашпигованного осколками, отбросило к дальней стене комнаты, на нем живого места не было. Его несли два санитара на самодельных носилках. Юрген нес одного из солдат своего взвода, которому осколок размозжил колено, он нес его, как пастухи носят овец, взвалив на спину. Солдат тихо стонал, его безвольно болтающиеся руки били по ногам Юргена.

У следующего квартала их встретил очередной майор с очередной диспозицией.

— Вашей роте отведен дом номер тридцать шесть, — сказал он, — третий дом за углом по правой стороне.

— Вы, обер–лейтенант, командуете ротой, — сказал Фрике Вортенбергу, — а чем командую я? — Это была грустная шутка.

— У вас раненые, — с неопределенной интонацией, вопросительно и с каким–то изумлением, сказал майор, — здесь в принципе есть госпиталь, в бомбоубежище, в паре кварталов отсюда. — И он принялся объяснять, как туда дойти.

— Я знаю, где это, — прервал его путаные объяснения Штульдреер, — я покажу. Я и сам хотел доложить вам об этом, герр подполковник, — сказал он, обращаясь к Фрике.

— Обер–фельдфебель Вольф, обеспечьте доставку раненых в госпиталь, — приказал Фрике.

Это было обычное бомбоубежище, предназначенное для жителей окрестных кварталов, бетонная коробка, немного утопленная в земле. Сейчас половина помещений была заполнена ранеными. Это нельзя было назвать госпиталем, раненых здесь могли только перевязать, а потом сменить пропитанную кровью повязку. Здесь и врачей–то почти не было, зато много добровольных помощниц.

— Зачем вы его сюда принесли? — закричал фальцетом сухонький старичок в медицинском халате, показывая на лейтенанта Ферстера.

— Здесь в округе нет другого госпиталя, — сказал Юрген.

— Ему не нужен госпиталь, ему нужно кладбище. Здесь вся округа — одно большое кладбище. Несите его туда, — сказал старичок, сникая, — мы уже устали выносить умерших.

Юрген перевел взгляд на лейтенанта Ферстера. Тот был мертв. Они оставили его тело там, несмотря на протесты, у них не было времени хоронить его, а бросить его как вышедшую из употребления вещь на груду других мертвых тел они не могли, ведь он был их товарищем.