Снаряд, уже осколочный, рванул метрах в пяти от колеса гаубицы. Второй взорвался под стволом, встряхнув тяжелый корпус. Снаряды сыпались градом. Мы так и не попали в гаубицу, но пулеметные очереди смахивали артиллеристов, а потом кто-то все же всадил снаряд прямо в щит. Шпень, перевалив через бруствер, раздавил гаубичные станины вместе с двумя артиллеристами, шевелящимися между ними.
— Суки… сволочи фашистские!
Танк уткнулся в крутую стенку окопа. Федя приказал мне быть наготове возле пушки, сам высунулся в люк. Шпень крутнулся, нашел пологий выезд из капонира, но увидел двух немцев, забившихся в узкий окопчик. На экипаж полагались два нагана, но ни командиру танка, ни механику их не выдали. Имелся только пулемет и гранаты Ф-1. Шпень остановил танк, а Федя крикнул мне:
— Бей из пулемета!
Пулемет до немцев не доставал, они были в мертвом пространстве. Я забыл про гранаты и лупил длинными очередями поверх голов артиллеристов. Скорчившись, они прикрывались ладонями и локтями, как от дождя. У меня кончился диск, и я торопливо вставлял запасной. Немцы с запозданием вымахнули из окопа. Один, поопытнее, перекатился через ров. Второй, пригибаясь, бежал. Очередь догнала его, он взмахнул руками и исчез.
Если с тремя гаубицами мы справились с налета, без потерь, то дальше началась мясорубка. Задергался, потеряв ход Т-26 Ивана Войтика. Двигатель выдержал три-четыре километра ходу, а теперь скрежетал так, что слышно было сквозь стрельбу. Гаубиц поблизости я не видел. Только пулеметное гнездо и двойной окоп с минометами. Т-26 остановился, не доехав до окопа метров двадцать, и открыл огонь из пулемета. Куда он стрелял, я не видел, но зато отчетливо разглядел, как снаряд рикошетом задел цилиндрическую башню старого Т-26 и сорвал с креплений.
В смятой, лопнувшей от удара башне зияла щель толщиной с руку. Откинулся люк, и показалась голова командира танка. Упираясь локтем в край люка, он с трудом перебросил тело наверх. Там же Войтик? Жив ли он? Но времени разбираться не было. По нам в лоб бил станковый пулемет, вылетело несколько гранат. Мы раздавили пулеметное гнездо и неслись в сторону минометного окопа. Оттуда выскакивали солдаты. Кажется, я успел прошить одного очередью, но увидел повернутую в нашу сторону гаубицу. Это был второй взвод немецкой батареи — три такие же гаубицы, но уже готовые встретить нас.
— Стой! — крикнул я Прокофию, собираясь стрелять.
Шпень вместо этого крутнулся и дал газ. Крутой вираж спас танк и всех нас. Попал бы я в гаубицу — неизвестно. А тяжелый снаряд пронесся так близко, что воздушная волна хлопнула по броне, словно огромным деревянным чурбаком. Недостаток немецких гаубиц, как и наших отечественных, — сравнительно долгое раздельное заряжание. Чтобы забить снаряд, а затем гильзу и прицелиться, требуется 8-10 секунд. Я знал это, когда Федор Садчиков ловил гаубицу в прицел, а Прокофий Шпень приостановился.
— Быстрее!
Наша пушчонка с ее полуторакилограммовым снарядом не подвела. Возможно, это был первый удачный выстрел. Фугасный снаряд пробил щит и взорвался, раскидав расчет. Оставшиеся две гаубицы ударили одновременно. Мчавшаяся впереди «тридцатьчетверка» старшего лейтенанта Тихомирова получила снаряд в лоб. Башню перекосило, танк остановился. Вторая гаубица ударила командира первого взвода. Фугас разорвался, сминая броню над пушкой, а орудие свернуло набок.
Князьков, Федор Садчиков и еще один танк лихорадочно били по гаубицам. Следующий залп гаубицы дадут через десять секунд. Преимущество «сорокапяток» заключалось в том, что мы могли выпустить за это время по три снаряда. Даже если плохо слушаются руки — по два. В любом случае преимущество у нас пока имелось. Если не промахнемся. У одной гаубицы оторвало колесо, отбросило в сторону наводчика. Чей-то снаряд, смахнув верхушку бруствера, взорвался в глубине орудийного окопа. Кто-то сгоряча пустил бронебойную болванку. Маленькая круглая дырка в краю щита, и крик смертельно раненного человека. Одна из гаубиц одновременно со взрывом, ударившим прямо под щитом, все же успела выпустить пудовый фугас. Прицел сбило, но снаряд взорвался рядом с танком нашего взводного Князькова, распоров осколками броню и выбив вместе с куском гусеницы ведущее колесо.
Неужели убили Пашку? Нашего лучшего студента, будущего ученого и самого близкого мне человека? Но я не мог даже оглянуться. Оставшиеся танки шли вперед, и нас догоняли десантники. Немецкий бронетранспортер пятился, прячась за дерево. Он поджидал, когда мы подставим борт под его крупнокалиберный пулемет. На расстоянии сотни шагов он пропорет нас бронебойными пулями или издырявит сверху вниз тонкую крышку трансмиссии.