Стали чаще встречаться люди — вначале только военные, потом и гражданские. Железнодорожное полотно разделилось на многочисленные ветки, где вперемешку стояли грузовые вагоны, цистерны, платформы с лесом. Порой на глаза попадались очень старые вагоны различных модификаций. Они многое повидали за свой долгий век и вот теперь всеми забытые, никому не нужные уныло притулились в железнодорожных тупиках.
Здесь же пристроились пассажирские вагоны поновее, уже обжитые — между ними на протянутых веревках висело белье на просушке, громоздился домашний скарб, видимо, не уместившийся в вагонах. Женщины что-то кашеварили на разведенных прямо между составами кострах, на подпитку которых шли расщепленные шпалы.
Павел обратил внимание на хорошенькую светловолосую девочку лет пяти-шести в легкомысленном сарафанчике. Она держала маленького плюшевого мишку и с детской непосредственностью смотрела на проходящих мимо, пока молодая женщина в темно-синем платье в белый горошек не взяла ее на руки и не отошла подальше.
Ляшев обратился к солдату, сопровождавшему колонну:
— Боец, а кто эти гражданские? Беженцы?
Тот довольно легко пошел на контакт.
— Всякие есть, — ответил он, сдвинув кепи на затылок. — Много приезжих, что в город ехали по делам или еще зачем, но не попали — бои начались. Городские есть, эти перебрались к своим мужьям и родственникам из военных.
— Отсюда никого не выпускают, что ли? — поинтересовался бывший подполковник. — Мы почти двое суток вдоль железки шли. Ни одного встречного состава.
— Ну, вы даете! — хмыкнул солдат. — Дали бы деру, и все дела. Вас бы и искать не стали.
— Это уж нам решать: давать деру или нет. Только ты на мой вопрос так и не ответил. Почему поезда стоят?
— Электроэнергии нет, как составы пойдут? Тепловозов раз-два — и обчелся, соляры почти нет. Паровозы собирались расконсервировать, да так ничего и не сделали — с углем тоже проблемы. К тому же железка во многих местах раскурочена. А еще говорят, гидроэлектростанции сильно повредили бомбовыми ударами, есть слухи, что вот-вот плотины прорвать может. Тогда всех смоет на хрен, как в унитазе.
— А что вообще происходит? — спросил подполковник, поощрительно глядя на разговорчивого солдата.
— В стране вообще или у нас в частности?
— Хотя бы у вас.
— У нас… — посерьезнел боец. — Трындец у нас. Судите сами: Красноярск почти весь в руках оппозиционеров. Бои идут тяжелые, наших теснят. А главное, началось все непонятно. Сначала митинги, столкновения с полицией, омоновцами, «вованами» [5]. Нехватка продуктов, мародерство и почти голодуха. Беспредельщики всякие стреляют с ночи до утра, да и днем тоже. А потом вдруг армия раскололась. Причем не просто раскололась, и все на этом, а сплошные перебежки туда-сюда начались. Никто ничего не поймет, кто за кого, чего как! Бардак, одно слово!
А тут еще наши отмочили — чтобы лишить опозеров электроэнергии, дали команду бомбить гидроэлектростанции, они вроде как под их властью находятся. Это ж каким идиотом нужно быть, чтобы отдать такой приказ! Перебьем гадов, самим где электричество брать? — Солдат досадливо сплюнул, покосился на Ляшева. — Вот вы офицер? В каком звании?
— Подполковник.
— Вот скажите, товарищ подполковник, зачем бомбить гидроэлектростанции?
— Вероятно, того требует стратегический план.
— Нет никакого плана, товарищ подполковник, — обреченно вымолвил боец. — Кругом бардак. Думаете, есть какое-то командование, которое знает, что да как? Ни хрена подобного! Каждый — кто во что горазд! Одни одно приказывают, другие — другое. А люди тем временем убивают друг друга так, будто бы всю жизнь врагами были. Откуда что взялось!
— Нелегко тебе служится, с такими знаниями, — усмехнулся Ляшев.
— Да мне вообще по фигу! — с дворовой задиристостью воскликнул солдат. — Мое дело телячье — обделался и стой.
— Ладно, проехали. Куда нас ведете?
— Считай, пришли. Тут рядом третий пост, а дальше я не знаю. Скорее всего, в город погонят, как штрафников. Туда уже один бывший «дизель» [6] двинули. Будете пополнением… Если от «дизеля» хоть что-то осталось, конечно.
— Все так серьезно? — спокойно спросил Ляшев.
— Хуже некуда, — вздохнул солдат. — Война. Никто никого не жалеет.
Он замолчал и уже больше не отвечал на вопросы.
Глава IV
Блокпост
У третьего поста их встретил капитан. Хмурый и злой, в грязной порванной форме. Левый рукав выше локтя пропитан кровью, отчего стал темным и заскорузлым. Еще кровь проступила на обоих коленях — видимо, где-то пришлось падать второпях, вот и расшиб.