Взъерошенный и злой сидел полковник на КП полка, когда начальник штаба подал ему радиограмму от Колобова.
— Так выходит, девятая рота осталась на своих позициях? — оживился Шерстнев. — И восьмая частично уцелела… Это меняет ситуацию, если их, конечно, немцы до утра не раздавят. Передайте Двадцатому: самому активности до начала наших действий не проявлять. В момент атаки всеми имеющимися средствами ударить противника в спину и не допускать подхода к нему подкреплений. Насчет медикаментов и боеприпасов надо что-то придумать, помочь. Вызовите ко мне Пугачева.
Начальник штаба не успел еще отойти к телефонистке, как на пороге землянки появилась высокая плечистая фигура Андрея.
— Товарищ полковник, комбат-три старший лейтенант Пугачев прибыл по вашему приказанию.
Шерстнев удивленно вскинул брови:
— Ты что, старший лейтенант, ясновидящим стал?
— Никак нет, товарищ полковник. Сам явился к вам по личному вопросу и у входа ваш вызов услышал.
— Ну, если явился, то проходи, «именинник». Слыхал? Объявилась твоя девятая! В окружении сидит, а вместе с ней и остатки от восьмой.
— Так я же докладывал вам, товарищ полковник, — оживился Андрей. — Не мог Колобов им просто так свои позиции отдать! Я его с детства знаю.
— «Мог», «не мог»… Что же ты сам со своей седьмой их оставил?
— Они наши пушки сбили, вышли роте во фланг и в тыл. Не отступи мы, немцы гусеницами бы всех передавили. Товарищ полковник, дайте мне одну роту из резерва и взвод тридцатьчетверок! Обещаю вам утром отбить оставленные позиции.
— «Резервную роту»… Свои роты надо беречь. Да и не выполнишь ты задачу с такими силами. Тут действия всего полка потребуются. А вот насчет танкового взвода, пожалуй, с тобой соглашусь. Посадишь на броню седьмую и впереди всей штурмовой группой на выручку своим пойдешь. У меня лишних батальонов нет. Сам напартачил, сам исправляй!
Помолчав, Шерстнев спросил:
— Ты по какому «личному вопросу» ко мне пришел?
— Хотел отпроситься часа на два. Нужно в медсанбате побывать.
— Рана беспокоит? — полковник кивнул на забинтованную левую кисть Андрея.
— Нет. С рукой ничего страшного. Заживает. Жена у меня там в тяжелом состоянии: два пулевых ранения в грудь и одно — в ногу Не знаю, жива ли?
— На два часа, говоришь? — нахмурился Шерстнев.
Он искренне сочувствовал своему комбату, но практической пользы от его поездки в медпункт не видел. К тому же роте нужно подготовиться к атаке, увязать свои действия с танкистами, договориться об огневой поддержке артиллерии. С другой стороны, как он будет ко всему этому готовиться, терзаясь в душе неизвестностью и опасениями за жену? Помолчав, полковник сухо согласился:
— Хорошо. Отсюда в роту можешь не возвращаться. Я позвоню твоему начальнику штаба. Только не задерживайся, готовиться к атаке нужно. Свободен до трех ноль-ноль.
Андрею повезло. До соснового леса, в глубине которого располагался дивизионный медпункт, он добрался на попутном грузовике, едущем за снарядами. Торопливо поблагодарив водителя, побежал прямо по снежной целине. В ушах его опять звучал взволнованный голос санитарки, вбежавшей минут сорок назад в его землянку:
— Товарищ комбат, вашу жену тяжело ранило. Она с поля боя раненого вытаскивала… Откуда ни возьмись, фриц недобитый… Лежал на снегу будто мертвый, а тут вскочил и из автомата… Раненого наповал, а Ольге Павловне… Я к ней подбежала, она уже без сознания была.
Пугачев долго не мог добиться, в какой из палаток лежит Соколова. Наконец узнал и, подойдя, неожиданно оробел. Сняв зачем-то еще на улице шапку-ушанку, заглянул под опущенный входной полог палатки: на трех койках, заправленных непривычно белыми простынями, лежали молодые женщины. Все — лицами к обшитому такими же белоснежными простынями потолку, с закрытыми глазами и без малейших признаков жизни. За столом, рядом с топившейся печуркой, склонив голову к зажженной керосиновой лампе, дремала почти девочка-медсестра.
Андрей тихо вошел и сразу же каким-то внутренним чутьем нашел Ольгу. Ее лицо было таким смертельно бледным, что он закусил от отчаяния губу. Боясь застонать, шагнул к ней, неловко задев сапогом за ножку стоявшей на пути койки. Дремавшая сестра испуганно вскинула голову.
— Кто вы? Сюда нельзя посторонним, товарищ командир.
Тогда Андрей на цыпочках подошел к ней, шепотом представился и объяснил, к кому он пришел с передовой.