— Подумаем. Подготовь сводку и приходи минут через сорок на мой НП. Посоветоваться надо насчет завтрашнего дня.
— Да-а, завтра они нам, по всему видать, скучать не дадут, — согласился Козлов и тут же, подобравшись, ответил как положено: — Есть подготовить сводку и явиться через сорок минут на ротный НП.
Покинув землянку Козлова, Колобов свернул по траншее налево к позициям взвода Застежкина. Там, на севере, все так же гремела канонада и доносилась трескотня перестрелки. Николаю показалось, что за время, пока он находился в землянке, шум боя еще приблизился к позициям роты.
Первым, кого встретил Колобов на позициях взвода Застежкина, был замполит роты Волков. Он стоял в ходе сообщения, ведущем к разбитому дзоту, который бойцы приспособили под временное жилье.
— Не спишь, Юрий Сергеевич? — спросил Николай. — Мне сказали, что ты к раненым пошел.
— Только что оттуда, — подтвердил Волков. — Худо там, командир. Восемь человек уже умерло, а до утра далеко. Им сейчас медицинская помощь нужна и как можно скорее.
— Обещали помощь. Я радиограмму из штаба полка получил. Приказали в двадцать четыре ноль-ноль принять самолет с врачами и боеприпасами.
— Самолет?! — удивился замполит. — Гляди-ка, какое внимание нам оказывают!
— Видно, пока иного выхода нет, — заметил Колобов. — Я уже приказал Попову подготовить площадку для самолета. Ты сходи туда, проверь.
— Сейчас схожу, — согласился Волков. — Да, вот что, Николай. Тебе всюду не поспеть. Ты эту северную позицию доверь мне. В случае чего помогу тут Застежкину.
— Согласен. Хотя сейчас трудно судить, где горячее всего придется. Думаю, у Попова человек пятнадцать в резерв забрать. С его стороны немцев не так уж много, да и родной полк поможет в случае чего. А все остальное — загадка. С юга немцы тоже могут навалиться. Мы у них как кость в глотке.
— Вот и будь там, а я — здесь.
— Хорошо. Мне с тобой, Юрий Сергеевич, еще по одному вопросу переговорить хотелось, да не знаю, ко времени ли.
— Со мной всегда ко времени. Что за вопрос?
— Заявление я написал с просьбой принять меня в ряды партии. Ты как на этот счет, не против?
— Я тебе свое согласие уже давал. То, что в такой ситуации хочешь мне заявление отдать, — еще один плюс в твою пользу. Может, повременишь? Ведь в окружении находимся.
— Ты что, всерьез мне это говоришь? — вспыхнул Николай.
— А ты не обижайся на меня, старика. Прием в партию — дело нешуточное. А впрочем, если ты не против, одну из рекомендаций я сам тебе напишу. Заявление-то где?
— Вот оно, с собой ношу, — Колобов достал из планшета листок бумаги и передал замполиту.
Волков присел на корточки и, присвечивая себе фонариком-жужжалкой, прочитал: «В решающий бой за город Ленина хочу идти коммунистом и потому прошу партийную организацию принять меня в свои ряды».
— Что ж, убедительно.
— Значит, принимаешь заявление? — Николай помолчал и, вздохнув, добавил: — Тогда я тебе еще об одном факте из своей биографии должен рассказать. Мне в тридцать пятом по комсомольской линии строгий выговор вкатили.
— За что?
— Приехал к нам однажды в поселок лектор. К тому времени я уже киномехаником работал. Ну и стал он рассказывать, как люди будут жить при коммунизме. Дескать, ни тюрем, ни воров, ни бюрократов не будет. От ревности да разводов и следа не останется. Словом, картину нарисовал — как в сказке, где кисельные берега, молочные реки и блины с вареньем прямо с неба падают.
— А ты что, против?
— Да кто же против такой жизни? Я насчет ревности усомнился. По-моему, если человек по-настоящему любит, он не может равнодушно смотреть, как его девушка с другим обнимается. Так лектору и сказал. После этого мне и вкатили строгача за несознательность.
— Понятно, молодой был, вот и выбрал самый существенный для себя вопрос, — улыбнулся замполит.
— При чем тут «молодой»? Сейчас у меня жена и двое детей, а я все равно так же думаю. Если не прав, переубеди меня.
— Ладно, командир, вопрос о ревности мы с тобой в лучшие времена обсудим, — по-доброму рассмеялся Волков. — Если уж начистоту, то во мне тоже такой пережиток присутствует. Ну, пойду проверю, как готовят площадку. Заодно и с бойцами потолкую. Они у Попова, кажется, все из роты Дудко?
— Да, сорок два человека. Минут через двадцать подходи к ротному НП. Я всех командиров собираю.
Обойдя позиции роты и возвращаясь на свой наблюдательный пункт, Колобов неожиданно ощутил навалившуюся на него неимоверную усталость. Каждый шаг давался с трудом, сильное и послушное тело стало вялым и беспомощным. Привычный автомат превратился в пудовую гирю и даже офицерский планшет обрел не свойственную ему тяжесть.