— А сержант Красовский не встречался вам? Его накануне того боя ранило.
— Так он уже не сержант, в младших лейтенантах ходит. В охране штаба дивизии, — улыбнулся, сообщив хоть одну радостную весть, Пугачев.
— В офицерских погонах вовсе красавцем стал. Прямо в кино снимать, — добавил Юра. — Только рука у него после ранения выше плеча не поднимается.
— Ну что ж, пора расставаться, — с сожалением сказал Андрей. — Теперь уж не потеряем друг друга. Ты мне номер своей полевой почты дай и мой запиши.
…Дождавшись, когда «виллис» тронулся с места, Николай повернулся к отдыхавшим бойцам.
— Кончай курить! В колонну по три становись!
И снова зашагал впереди строя за тяжело нагруженными поскрипывающими на выбоинах санями. В них помещалось все нехитрое хозяйство похоронной команды: ломы, лопаты, ящики с толовыми шашками.
На дороге стало заметно свободнее. Основная техника ушла вперед и теперь лишь время от времени их лошаденку обгоняли грузовики и грохочущие танки, бередя растревоженную неожиданной встречей душу Колобова: если б не лишился он глаза, обязательно добился бы перевода в танковые войска. А теперь, что ж. Судьба распорядилась по-своему. Кому-то нужно служить и в похоронных командах. Без них тоже не обойдешься на войне.
Где-то впереди гулко раздались несколько бомбовых разрывов, и Николай с привычной настороженностью оглядел видневшееся сквозь голые кроны деревьев небо. «Проворонили наши соколы „юнкерсов“», — подумал он. Но все вокруг было спокойно. Однако километра через три они уперлись в хвост образовавшейся на дороге пробки из грузовиков, танков и пушек. Впереди, сказали Колобову, был разрушен мост и техника ждала, когда саперы его починят.
Пехота, не дожидаясь, когда рассосется пробка, сворачивала на обочины и шла дальше, обтекая с двух сторон остановившиеся машины. Николай приказал своим также свернуть на обочину и продолжать движение.
Километра через полтора они выбрались к «голове» образовавшегося затора. Здесь, у разрушенного прямым попаданием бомбы деревянного моста через неширокую речушку, дымилось несколько разбитых и покореженных машин. Похоронщики могли без труда перебраться по льду на другой берег речушки, но Колобов увидел возле дороги десятка два аккуратно положенных трупов. Это уже была их прямая работа, и он приказал бойцам остановиться.
Тут же, недалеко от моста, быстро подготовили с помощью взрывчатки подходящих размеров воронку для братской могилы, подправили ее лопатами и начали возить на санях погибших. Неожиданно среди искореженных грузовиков, уже сброшенных под откос, Николай увидел лежащий вверх колесами «виллис». Сердце замерло от недоброй догадки. Подбежал, посмотрел на номер и убедился, что это была та самая машина. Но где же Андрей с Шустряковым? Он был уверен, что среди погибших их не было.
— Случаем, не капитана с сержантом ищете, товарищ лейтенант? — громко спросил Колобова сидевший на краю бомбовой воронки пожилой боец. — Если их, то не ищите: на куски разорвало вместе с моим майором.
Николай почувствовал неприятную сухость во рту.
— Они вот на этой машине ехали, — с упрямой надеждой указал он на перевернутый «виллис».
— Так точно, товарищ лейтенант, на этой самой. Мы рядом с ними перед мостом остановились, когда «юнкерсы» на нас выскочили. Я на своем ЗИСе снаряды вез, а майор часть догонял, по дороге ко мне подсел. Ну, первой же бомбой прямо в мой ЗИС и угодило. Один задний мост метров за двести нашел…
— А как же вы живым остались? — каким-то бесцветным голосом поинтересовался Колобов.
— Так я бывалый солдат. Еще в четырнадцатом с германцем воевал. Как только «юнкерсов» увидел, сразу и рванул из кабины в лес, а они замешкались. Капитан-то ваш, видать, не мастак бегать или с ногой у него что. Хромал он, вроде. А майор мой тоже зашибся, когда из кабины выскакивал. Вот они и залегли тут же рядышком. Я бы их все равно утащить не успел. Быстро все случилось.
Николай зачем-то обошел вокруг огромной воронки и сел рядом с пожилым шофером. Рядом с одной из вывороченных глыб заметил планшетку Андрея Пугачева. Подошел, взял ее. Она была совершенно целой и собранные материалы для газеты в ней были на месте.
— Я от своего майора тоже только одну ногу вместе с сапогом нашел. Положил ее рядом с покойниками. Пусть тоже похоронят. А вон там, возле полуторки, кусок гимнастерки. Не знаю чей. И медали на нем: «За отвагу» и «За оборону Ленинграда». Так это я трогать не стал.
Колобов подошел к исковерканной полуторке, поднял кусок окровавленной гимнастерки. Над нагрудным карманом, действительно, висели две медали, а из-под клапана кармана выглядывала серебряная цепочка. Николай потянул ее и из кармана показались серебряные часы, знакомые ему по давнему и почти забытому эпизоду. С удивлением он услышал, что часы продолжали исправно идти. Потом он извлек из кармана окровавленную красноармейскую книжку на имя Юрия Васильевича Шустрякова.