Тогда капитан подошел к двери и крикнул в коридор:
— Самойлов!
Вошел молодой чернявый солдат.
— Обыщи его, — кивнул капитан на Алексея.
Сушко резко повернулся к капитану, стоявшему у двери.
— Вы не имеете права! У меня срочное и важное дело в штабе армии. Отправьте меня, там разберутся без вас.
— Зачем, слушай, так кричишь? — спокойно ответил капитан и опустил правую руку в карман. — Кр-ругом! Руки!
Сушко, задыхаясь от гнева и оскорбления, медленно поднял руки. Солдат тщательно ощупал его одежду, карманы, достал нож, кисет с табаком, деньги и новенький вальтер. Все это он выложил на стол.
Парадашвили быстро схватил пистолет и спросил, зло цедя сквозь зубы:
— Пач-чему не сдал сразу?
Алексей, видя, что теперь дело не поправишь, спокойно проговорил:
— Не считал нужным. Это мое личное оружие, добытое в бою. Вот этими руками…
— Скрываешь? Обмануть, слушай, хотел? — кричал капитан, потрясая пистолетом.
— Некого мне обманывать. Разобраться надо, а потом кричать…
Капитан прошел к столу, двумя пальцами брезгливо перещупал все вещи и кивнул солдату в сторону Алексея:
— Забери… Уведи его.
Когда задержанного увели, Парадашвили еще раз прочитал документы. В подлинности партизанского удостоверения сомнений не было. И если бы Сушко отдал оружие сразу, то, возможно, капитан повел бы себя иначе. Алексей же, ответив на его вопрос отрицательно, совсем не подумал о возможности роковых последствий.
Впрочем, и капитан, будь он контрразведчиком опытным, нашел бы способ быстро проверить свои подозрения. Но Парадашвили появился в дивизии совсем недавно и человека с «той стороны» видел впервые. И если уж разбираться в тонкостях его переживаний, то надо сказать, что в глубине души ему очень хотелось, чтобы задержанный все-таки оказался шпионом. И пока он шел на узел связи, то старался поддерживать в себе недоверие к человеку, сидевшему теперь в подвале. Все еще надеясь, что в штабе армии о нем ничего неизвестно, капитан позвонил в особый отдел.
Разговор разочаровал его: задержанного приказали доставить немедленно и лично. Но так как время было позднее, то капитан решил подождать до утра.
Утром дверь подвала открыл знакомый солдат.
— Ну, пошли, партизан. Позавтракаешь и поедешь дальше.
— Я же говорил, — обрадовался Алексей. — Стал бы шпион идти к вам в лапы. Эх вы, контрразведчики!
— Всяко бывает, — ответил солдат.
Они вышли во двор. Стояло раннее мартовское утро. Глубокие фиолетовые тени ложились от домов и заборов. Морозец пощипывал уши, а небо было чистое, ясное, словно вымытое. Во дворе стояло несколько машин, возле них возились шоферы, разогревая моторы, и солдаты, грузившие имущество. Среди шума моторов и голосов людей Сушко вдруг услышал звонкую песню синицы, призывавшую «покинуть сани и готовить телегу».
Алексей глубоко вдохнул морозный воздух и улыбнулся: «Скоро весна!..» После завтрака солдат провел его к подъезду, выходившему на главную улицу. Тут стояла крытая брезентом полуторка, в кабине дремал шофер, а на тротуаре стояли два солдата и курили. По улице проносились машины, спешили на восток группы беженцев, в каком-то дворе неподалеку оглушительно ревели самоходки, разогревая моторы.
Ждали капитана. Солдаты вели свой, только им понятный разговор. Вдруг на окраине города звонко захлопали зенитки. Все разом подняли головы: высоко в голубом небе плыл серебристый самолет. Белоснежные шары снарядных разрывов сопровождали его неторопливый полет.
Один из солдат, молодой, веснушчатый паренек, придерживая рукой шапку, чтобы не свалилась, крикнул другому:
— Рама! Высоко идет… Боится, подлюга…
Второй, скуластый пожилой мужчина, ответил:
— Высматривает, гад… Сегодня будет делов.
— Нам-то ладно: в тыл поедем, — удовлетворенно заметил первый.
На крыльце в белом полушубке, с планшеткой через плечо, появился Парадашвили. Он тоже взглянул на медленно плывший самолет и махнул перчаткой:
— Садись!
Машина тронулась. Алексей прислонился спиной к кабине и через плечи солдат, сидевших у борта, видел убегающую назад дорогу, нерасчищенные тротуары, деревья вдоль них, дома. Через полчаса они выехали на шоссе.
Солдаты, сидевшие рядом на ящиках и о чем-то разговаривавшие, вдруг забеспокоились и стали показывать куда-то назад. Алексей передвинулся к ним поближе.
— Начинается… — обратился к нему пожилой солдат и показал в небо.
Всмотревшись, Алексей тоже заметил далеко сзади черные точки вражеских самолетов. Они шли широким клином.