— И обязанности, — перебил Швалев. — Почему это люди в таких случаях всегда помнят о правах и забывают об обязанностях?
— Я выполнял их не хуже других.
— Если бы не хуже, сюда бы не попали!
— Вы не имеете права так говорить! — сдерживая гнев, возразил Алексей. — Где у вас доказательства?
— Мне они не нужны. Это вы должны позаботиться о них.
Так шел почти весь допрос. Швалев то сидел, то ходил по комнате, курил. У следователя острое чувство недовольства собой вызвало то, что этот парень оказался не таким покладистым, как он надеялся, и что допрос пока не подтверждал его, Швалева, предположений. Он не находил в рассказе Сушко грубых просчетов. Однако даже в мыслях не допускал, что так могло быть в действительности. Тогда он решил изменить тактику допроса, подошел к Алексею и резко бросил:
— Ну, довольно придуриваться, Сушко, или как там тебя еще называют. Мы тоже не лыком шиты. Выкладывай начистоту: кто ты, куда шел, какое имел задание?
Алексей отодвинул стул и медленно поднялся. Он взглянул в глаза следователя и хрипло выдавил:
— Что, на бога решил взять, гражданин следователь?
— Сядьте! — поспешил крикнуть Швалев.
— Не выйдет! — ответил Алексей и опустился на стул. — Не забывайте, я коммунист…
— Какой ты коммунист? — процедил сквозь зубы Швалев. — Таких коммунистов я уже видел десятками. Как сюда попадут — так вспомнят о партии.
— Как вы можете так говорить! Это недостойно советского следователя…
— Довольно об этом! — крикнул Швалев и отошел к своему столу. — Еще раз спрашиваю: в немецком лагере был?
— Я уже отвечал на этот вопрос.
— Отвечай, когда тебя спрашивают!
— Я сказал: не был! Еще раз повторить?
— Кто тебя сюда послал?
— Начальник пересыльного пункта.
— Брось дурака валять!
— Никакого дурака! Я отвечаю на вопрос.
— От кого получил задание?
— Тех заданий, которые вы имеете в виду, я ни от кого не получал.
Швалев опустился на стул.
— Значит, все отрицаешь… Хорошо.
Швалев молча начал дописывать протокол. Алексей сидел и смотрел, как его правая рука быстро бегала по бумаге, а в левой дымилась папироса. Он то и дело отводил ее в сторону и коротким, нервным ударом большого пальца по мундштуку стряхивал пепел на пол.
Закончив писать, Швалев спросил:
— Кто из находящихся в лагере может подтвердить ваши показания?
Алексей пожал плечами.
— Никто. Я не встречал здесь ни одного знакомого человека.
Следователь собрал листы протокола, мельком просмотрел их и, подавая Алексею, добавил:
— Подпишите. На каждой странице.
Алексей прочитал все шесть страниц и только тогда взял ручку. Швалев нетерпеливо постукивал пальцами по столу, а когда Алексей возвращал ему протокол, спросил:
— Боитесь, что я неправильно записал вашу легенду?
Алексей сдержанно ответил:
— Я никаких легенд не рассказывал. Я просто хорошо помню слова Ленина: «Кто подписывает бумагу не читая, тот идиот, и на того машут рукой».
Швалев промолчал. Укладывая листки в папку, он сказал:
— Можете идти.
Алексей закрыл дверь и сразу же почувствовал себя совершенно разбитым. Руки и поясницу ломило так, словно он всю ночь, как иногда в студенческие годы, выгружал мешки с сахаром. Залезая на нары, он заметил, что окна в бараке стали светло-фиолетовыми: начинался новый день.
Весна стремительно растекалась по Подмосковью. Теперь в «барже» людей после завтрака не бывало: все выползали на солнышко. Оставались обычно только те, кто, подобно Сушко, провел ночь за беседой у следователя. Они отсыпались. Алексей тоже решил прикорнуть после бессонной ночи. Он залез на нары и долго лежал, уставившись в грязные, провисшие доски потолка. Едва задремал, ему привиделся партизанский отряд, провожавшие его товарищи. И настойчивый голос командира: «Ну как, задание выполнил?»
От этого вопроса его словно подбросило на нарах. Он резко сел, потом, отходя ото сна, медленно обвел взглядом нары и снова лег. Смешанное чувство тоски, одиночества и тяжкой обиды опять охватило его. «Значит, попал в шпионы! Наплевал в самую душу, подлец! Эх, надо было бежать тогда… И ничего бы теперь этого не было…» — думал он, вспоминая беседу со следователем.
Его размышления прервал Бухаров, неслышно прилегший рядом.
— Ну как? — спросил Валентин, и в его голосе прозвучало не только любопытство, но и сочувствие.
— Неважно, Валька.
— Неприятно?
— Если бы только неприятно… Обидно!.. Накричал, нахаркал в душу — ладно. Ну хотя бы в чем-нибудь на каплю поверил!..