— Свои, свои… — вдруг раздался знакомый голос, и Алексей увидел рядом Беду, прижавшегося к стенке окопа.
Все еще не отпуская из рук человека под собой, Алексей оглянулся вокруг и увидел, как сзади Беды здоровенный немец, подмяв кого-то под себя, замахивался карманным ножом.
— Гляди сзади! — крикнул он Беде, предчувствуя опасность.
Беда рывком повернулся и опустил приклад на голову фашиста. Тот свалился замертво. Алексей, толкнув Беду, бросился к нему, перевернул… и увидел под ним Валентина. Кровь струей била из ножевой раны на горле, быстро заливала грудь, смачивая рукав гимнастерки.
— Валька!.. — истошно закричал Алексей и бросился к другу. Тот открыл глаза, что-то пытался сказать, но изо рта шла только вспененная кровь.
Алексей разорвал пакет, наложил тампоны на рану и начал перевязывать, бормоча какие-то бессмысленные слова. Ему было очень неудобно одной рукой накладывать бинт, а другой поддерживать голову раненого. Он хотел позвать Беду, но почувствовал, что голова Валентина становилась все тяжелее, словно наливалась свинцом. Перевязка уже была не нужна. Но Алексей продолжал бинтовать, словно надеялся этим удержать уходящую жизнь. Как и предвидел Валентин, вылазка увенчалась успехом: взяли двух «языков», захватили вражескую высоту. И хотя одного из «языков» и взял Алексей, радости не было.
Стрепетов не был уверен в том, что весь холм будет захвачен. Но он не был бы Стрепетовым, если бы не воспользовался удачей. Увидев, что штурмовая группа благополучно ворвалась в траншеи противника, он немедленно бросил туда подкрепление, взяв людей из других рот, и приказал держаться во что бы то ни стало. Вскоре он сам появился там и увидел, что бойцы, вместо того чтобы выйти на обратный скат, укрепляют оставленные гитлеровцами окопы.
Это привело его в бешенство, потому что подходы со стороны противника не просматривались из старых окопов и первой же контратакой гитлеровцы могли восстановить положение. Он последними словами ругал командиров и, перебегая от одного к другому, приказал немедленно выдвигаться вперед. Бойцы неохотно повиновались, но, как потом оказалось, время было упущено. Еще до захода солнца гитлеровцы предприняли яростную контратаку. Бойцы, не успевшие как следует окопаться, вынуждены были отойти.
Правда, вторую траншею они все-таки удержали, но это не было спасением. Удалось отбить еще одну контратаку, начавшуюся уже в сумерках. И все же теперь о том, чтобы выдвигаться вперед, не могло быть речи: люди вконец измучились, смертельно устали, Стрепетов тоже, видимо временно, примирился со сложившимся положением.
Во время второй контратаки был тяжело ранен Шубин: пуля навылет прошла через грудь и, наверное, задело легкое, потому что изо рта с каждым выдохом ручейком стекала кровь. Вынести его в тыл полка не было никакой возможности: Костю уложили в небольшом немецком блиндаже. Командиром остался Алексей, в отделении, кроме него и Беды, осталось два человека.
Выбрав удобную минуту, Алексей забежал к Шубину в блиндаж. Костя встретил его вопросом:
— Ну как там?
— Да пока держимся. Наверное, еще полезут…
Шубин говорил с трудом. Алексей скорее догадался, чем услышал, что Костя подзывает его поближе. Сушко склонился над ним.
— Лешка, в случае чего… Не оставляйте меня, Леша, — и он сжал руку Алексея.
— Что ты, Костя! Не беспокойся. При первой же возможности вынесем.
— Пристрели лучше… — хрипел он с трудом. В темноте Алексей видел только белевшую повязку на груди и большие жалкие глаза Кости. — Второй раз никак нельзя… никак…
— Лежи, лежи, ни за что не оставлю, разве только самого ухлопают, — успокаивал его Алексей.
— Знаешь… Гранату… На всякий случай…
Алексей принес лимонку и положил рядом с раненым. Костя благодарно пожал ему руку на прощанье.
Алексей обошел свое отделение. Парни старательно окапывались.
— Спать нельзя, ни в коем случае, — предупреждал он каждого.