Выбрать главу

Караван с десантом упорно пробивался к Московской Дубровке. В сполохах снарядных разрывов уже виднелся остов разрушенного бумкомбината. Поравнявшись с ним, головной катер круто взял вправо и устремился к берегу. Вслед за ним повторили маневр остальные транспорты. Прямо перед ними вспухли из воды пять или шесть фонтанов — вражеские артиллеристы перенесли огонь по десанту.

— Не забудь про лестницы и багры, когда прыгать на берег будешь! — крикнул Красовскому Николай.

— Кому поручено, не забудут. Я прослежу! — ответил тот и взводный не заметил в его голосе признаков страха.

Крупный снаряд упал метрах в пяти от левого борта и столб поднятой воды обрушился на палубу. Все вымокли до нитки. Следующий снаряд пробил борт чуть выше ватерлинии. Однако суденышко, казалось, все набирало и набирало ход.

Колобов смотрел на приближающийся берег и никак не мог сообразить, почему наши артиллеристы не переносят огневой вал в глубину обороны противника. У него начисто вылетело из головы предупреждение Терехина о том, что пушки будут бить по переднему краю немцев до последней минуты, чтобы помочь штрафникам высадиться и зацепиться за берег. Уже потом он смог по достоинству оценить ювелирную точность дивизионных артиллеристов и проникся к ним искренней благодарностью. А пока сидел на мокрой палубе, вцепившись руками в поручни, смотрел на рвущийся в клочья верхний край обрыва, куда через минуту предстояло взбираться его взводу, и повторял про себя: «Почему не переносят огонь? Почему не переносят?..» Николай увидел, как головной катер приткнулся к берегу бортом. Он тут же вскочил на ноги, подал команду приготовиться к высадке, перекинул автомат на грудь.

С шинели стекала вода, и Колобов, направив ствол автомата на берег, нажал на спуск. Удостоверившись, что патроны не отсырели, так же быстро проверил «ТТ». Катер, сбросив ход, почти вплотную подошел к узкой, метра в три, песчаной полосе, тянущейся под обрывом.

— За Родину! За Ленинград! — закричал Николай и прыгнул через борт на вражеский берег. За ним с палубы полетели лестницы, багры, веревки. Бойцы, соскакивая на песок, подхватывали их и устремлялись вслед за саперами к обрыву. Вблизи него отвесная крутизна казалась куда выше, чем виделась с противоположного берега. Бурая, с глубокими промоинами земля дымилась. От нее тянуло неостывшим жаром раскаленного металла и резким запахом взрывчатки.

Колобов видел, как стоявший на палубе подошедшего следом судна Пугачев поднял руку вверх и над рекой зависли три красных точки. Рев и грохот артиллерийских снарядов тотчас стал отдаляться от берега — пушкари перенесли огонь на вторую немецкую траншею.

Штрафники вместе с саперами на одном дыхании преодолели прибрежную кручу, с ревом влетели на верхнюю террасу и… не встретили никакого сопротивления. Немцев в первой траншее не оказалось. Лишь тут и там валялись полузасыпанные землей, искромсанные, обгоревшие трупы. За траншеей тянулась изрытая воронками полоса минного заграждения, но разгоряченный взвод бросился на нее с ходу, не дожидаясь саперов.

Николай оглянулся в сторону реки и ничего там не увидел: все скрывал стелющийся туман, тускло мерцавший вспышками взрывов. А тут уже можно было различить брошенные станковые пулеметы и какие-то земляные бугры, похожие на блиндажи. Вот откуда-то выскочил немец, метнулся в сторону, высоко выбрасывая длинные ноги, торчащие из-под куцей шинели. Колобов дал по нему короткую очередь и успел заметить, как тут же подскочивший Шустряков подобрал упавший на землю автомат немца.

Вражеская артиллерия свирепела все больше, но пока вела огонь по реке и исходным позициям десанта, все еще не решаясь перенести его на этот берег. Растянувшись в цепь, штрафники бежали, перепрыгивая через опутанные колючей проволокой столбы и обрывки проволочной спирали. Впереди бушевал огневой вал. Справа и немного сзади наступал взвод Дудко. Слева слышались крики выбиравшихся на обрыв бойцов Орешкина. Теперь уже вся двадцать седьмая молодежная продвигалась в глубь обороны противника. «Где же здесь немцы? Может, их и нет в Московской Дубровке?» — мелькнуло в голове у Николая. И тут же он увидел вторую траншею, обозначившуюся пульсирующими, дрожащими огоньками пулеметных и автоматных очередей. Кто-то рядом охнул, упал на землю…

Высадка десанта в районе Московской Дубровки явилась для гитлеровского командования полнейшей неожиданностью. И это был не первый просчет немцев под Ленинградом в конце лета — начале осени 1942 года.

В августе, увлекшись подготовкой крупной операции по окончательному захвату непокорного города, получившей кодовое название «Нордлихт» — «Северное сияние», немецко-фашистское командование усилило свою восемнадцатую армию рядом соединений, переброшенных из Крыма и Западной Европы, а также крупными силами артиллерии и авиации. Однако намеченный на сентябрь решающий штурм Ленинграда не состоялся.