Высокий, подтянутый, в поскрипывающих ремнях новенькой портупеи и с тремя «кубарями» в петлицах, особист являл полную противоположность стоявшему перед ним небритому, закоптелому Славке. Шинель на Фитюлине была без ремня, вымазана засохшей глиной. Кисть правой руки — с вздувшимся багровым ожогом. Наспех намотанный почерневший бинт сбился под рукав шинели.
— Красив, ничего не скажешь, — хмыкнул Воронин, насмотревшись на Фитюлина.
— А что вам моя красота? — буркнул Славка. — Я к вам не на смотрины пришел, а по делу.
— Под конвоем пришел, — уточнил Воронин. — И в деле твоем мы сейчас разберемся. Вы, красноармеец Васильков, можете сесть.
Он указал Павке на стоявший перед столом табурет и, поскрипывая ремнями, вернулся на свое место. Павка с готовностью выполнил приказание. Сидел не шевелясь, всем своим видом выказывая беспредельное уважение и преданность хозяину землянки.
Старший лейтенант вынул из ящика стола чистый бланк протокола допроса, положил перед собой и как-то особо пристально посмотрел на Василькова.
— Итак, вы утверждаете, что своими глазами видели, как боец Фитюлин во время атаки из автомата стрелял в своего командира?
Павка хотел было что-то ответить, но Воронин жестом руки остановил его.
— Должен вас предупредить, что наш разговор носит официальный характер и за дачу заведомо ложных показаний вы несете ответственность.
— Так он же ненавидел Красовского, товарищ старший лейтенант, — не на шутку струхнул Васильков. — Кого хотите можете спросить. Почти каждый день они промеж себя цапались. А тут такой момент удобный.
— Вы поняли мой вопрос? — прищурился на Павку Воронин. — Я спросил у вас: видели ли вы своими глазами, как подозреваемый стрелял в своего командира?
— Ну да! Я сзади бежал, а Фитюлин передо мной, и я видел, как он стрелял из автомата. А отделенный наш в аккурат впереди Фитюлина в это время находился.
— Что-то расплывчато вы показываете, — поморщился старший лейтенант. — Ваш командир роты сообщает, что вы вполне определенно заявили ему, будто видели, как Фитюлин стрелял в спину своего командира. Вы же теперь говорите мне: «стрелял из автомата». Нет, что-то туманно у вас получается.
— Че туманно-то? Я ж говорю, что Славка прямо за Красовским бежал. А ежели так, то кто ж еще отделенному в спину стрельнуть мог? Да вы личное дело этого Фитюлина посмотрите, он же хулиган-рецидивист!
— Вы мне советов не давайте, красноармеец Васильков. Что мне делать и куда смотреть — это я без вас решу. Показания ваши неконкретны, но кое-какой резон в утверждениях есть. Значит, вы подтверждаете свое заявление?
— Так точно, подтверждаю.
— Ну что ж, тогда запротоколируем вопросы и ответы. Так… А теперь распишитесь вот здесь и возвращайтесь в свою роту.
— Вы бумаженцию черкните моему командиру, что я сдал вам Фитюлина.
Расписавшись в протоколе и получив бумаженцию, Васильков козырнул Воронину и, победно взглянув на Славку, покинул землянку.
— Ну, теперь ты садись к столу, — старший лейтенант указал на табурет стоявшему до сих пор Славке. — Давай теперь с тобой побеседуем, как говорится, на коротких волнах.
Фитюлин сел и попросил разрешения закурить.
— Волнуешься? Ладно, закуривай. А теперь будто на исповеди отвечай, как ты до такой жизни докатился?
— До какой? Это вы про штрафную роту, что ли? — не понял вопроса Славка.
— Ты ваньку мне, друг ситный, не валяй. Я тебя про Красовского спрашиваю. Как ты решился стрелять в своего командира?
— Так не стрелял я в него!
— А откуда же у него две дырки в спине появились? Может, нечаянно на курок нажал? Чего в атаке не бывает? — вкрадчиво спросил особист.
Такая постановка вопроса Славке явно не понравилась. Он начал терять надежду на то, что сумеет убедить этого Воронина во вздорности выдвинутого против него обвинения.
— Послушай, старший лейтенант. Если ты мне «тыкаешь», то и я с тобой на «ты» перейду. Ты за кого меня считаешь, за лопоухого фрайера, да? Чего ты мне мокруху белыми нитками шьешь?
— Вон ты как заговорил! — вскинулся Воронин. — Только я тебе не портной, чтобы нитками шить. И считаю я тебя за того, кто ты есть на самом деле.
— Ну, хулиган я, хулиган! С ползункового возраста драться начал. Только на «мокруху» никогда не ходил. Даже перочинного ножа с собой от соблазна не брал. А тут, на фронте, чтобы своего же товарища?! Не буду я отвечать на твои вопросы. Пиши сам что хочешь на меня!