Небольшая землянка с подведенным сюда телефоном и плащ-палаткой вместо двери, которая была обрушена разорвавшейся рядом авиабомбой. Колобов вытащил телефон из-под обвалившейся земли, крутанул несколько раз ручку коммутации. Однако сколько ни дул в трубку, ничего в ней не услышал. Связь была оборвана. Отправив для ее проверки своего нового связного Савельева. Николай присел на дно окопа и, прислонившись головой к стене, устало прикрыл глаза.
Последние четверо суток он почти не спал и теперь у него временами мутилось сознание. Последовательная связь событий распадалась на какие-то отрывочные фрагменты, и он порой не мог восстановить в памяти их очередность. Если бы ему сказали неделю назад, что он сможет выдержать то, что произошло за эти дни на плацдарме, Николай ни за что бы не поверил. А его ребята: Медведев, Громов, Смешилин, Застежкин?.. Теплая волна признательности к ним подкатила к груди, понесла куда-то…
— Товарищ комроты! Товарищ комроты! — услышал он чей-то голос. С усилием открыл глаза и увидел стоявшего перед ним Савельева. — Исправил я связь, товарищ старшина. Провод перебило осколком метрах в двухстах отсюда. Только все равно никто не отвечает там, в штабе.
— А ну, дай сюда, — взяв из рук бойца трубку, он прижал ее к уху и услышал тихий шорох действующей линии. — «Сосна», «Сосна»! Что они там, уснули, что ли? Слушай, Савельев, давай-ка сам в штаб беги. Скажешь комбату, что рота нуждается в пополнении и боеприпасах. Крайне! Понятно?
— Так точно, товарищ комроты, — с готовностью откликнулся связной…
В этот самый момент и появился в расположении роты Павка Васильков. Первым его увидел сержант Медведев. Сидя на корточках, он протирал установленный на деревянной подставке станковый пулемет.
— А ну, иди сюда, гусь лапчатый, — поманил он Павку к себе. — Ты где пропадал столько времени?
Васильков упавшим голосом, запинаясь, повторил сочиненную им историю.
— Чего? — удивился Алексей. — При чем тут Серебряков? Я своими ушами слышал, как ты Фитюлина перед Войтовым обвинил. Ты чего плетешь, чумичка?
— Мне бумагу от особиста командиру роты надо срочно передать! — побледнев от отчаяния, срывающимся голосом выкрикнул Павка.
— Бумагу, говоришь? Ладно, иди и передай. Но имей в виду, если ротный тебя пожалеет, я с тобой сам разберусь.
Васильков метнулся от разъяренного Медведева и чуть было не налетел на задремавшего у телефона Колобова. В откинутой руке тот держал телефонную трубку и удушливо хрипел сквозь сжатые зубы.
«Ранен, наверное, ротный», — мелькнуло в голове у Павки. Он подхватил командира за плечи, чтобы приподнять его голову и уже собрался позвать кого-нибудь на помощь, как Колобов, вздрогнув от неожиданности всем телом, отшвырнул Василькова ногой и выхватил пистолет…
— Не стреляйте, товарищ старшина! — испуганно завопил Павка. — Это я — Васильков. Бумагу вам принес от особиста!
— Тьфу ты… Померещилось, будто немцы. — Николай недоуменно посмотрел на зажатую в руке телефонную трубку, раздраженно бросил ее на рычаги аппарата. — Докладывайте, Васильков, где и по какой причине столько времени отсутствовали?
— Меня в особом отделе продержали, товарищ старшина. Как единственного свидетеля… Вот записка от старшего лейтенанта Воронина.
Колобов прочитал расписку представителя СМЕРШа о доставленном Фитюлине и сразу же заметил исправленную дату. Приглядевшись внимательнее, даже различил число 27, переправленное на 30. Посмотрел на замершего в страхе Василькова. Что с ним делать? Конечно же, он просто обязан отправить его сейчас к тому же особисту, но уже в роли обвиняемого в дезертирстве. Так для этого еще и конвоир потребуется. А у него в роте и без того по пальцам всех перечесть можно. Нет, пусть-ка этот трус повоюет вместе со всеми. А там видно будет, как с ним поступить.