— А ты сам-то откуда будешь?
— Я, батя, из штаба полка иду. Командиру штрафной роты поручение передать должен.
— Они там, в штабе полка, охренели, что ли? Где ты этого командира найдешь, если и роты евойной уже вовсе нет?!
— Куда ж она подевалась? — удивился Славка.
— А никуда. Говорю ж тебе, вовсе ее нет. Тут она стояла, да полегла вся. Вон позади нас, где три подбитых танка германских стоят, видишь, двое в земле колупаются? Вот и все, что от той роты осталось. Видать, не знают, к кому им прибиться теперь… А кто ж их возьмет — штрафных-то? Нас вот на их позиции поставили…
Но Фитюлин уже не слышал разговорчивого бойца. Выбравшись из траншеи, он побежал к подбитым танкам. Напряженно всматривался и никак не мог рассмотреть — кто же эти двое, копающиеся в земле. Лишь подойдя совсем близко, узнал Рому Смешилина и Фросю — санитарку их санвзвода.
— Славка, ты? Выпустили? — обрадовался Рома, увидев подходившего к ним Фитюлина.
— Ну да, — как-то безразлично подтвердил тот. — Промурыжили трое суток и отпустили. А ты что, изо всей роты один остался?
— Нет, Громов еще уцелел. Медведева на эвакопункт понес. Того сегодня в третий раз долбануло. До того мы Застежкина туда же отнесли. Этого — в голову, без сознания был.
— Рома, хватит болтать, берись за лопату, — нетерпеливо крикнула Фрося. — И ты, Славка, помогай, отгребай землю.
— А что вы тут ищете? — поинтересовался Фитюлин.
— Командира роты старшину Колобова и Василькова тут бомбой накрыло. Фрося твердит, будто живые они.
— Чего? — Славка тут же перестал отбрасывать в сторону землю. — Чтобы я своими руками эту гниду спасал?..
— Ты что, сдурел? Чего тебе Колобов сделал?
— При чем тут Колобов? Старшина — свой мужик. Я про эту стерву Василькова. Это ж он меня к особистам направил, чуть было под «вышку», гад, не подвел…
— Тогда копай с той стороны, где Колобов лежит.
— А где это?
— Так кто же знает? Давай, не тяни резину, может, и вправду еще успеем. А с Васильковым ты потом рассчитаешься.
— Да они, если и были живые, небось, задохлись давно.
— Да копайте же вы быстрее, балаболки! — прикрикнула на них Фрося. — Живые они. Я совсем недавно стон слышала.
…Первым из-под завала извлекли Павку Василькова. Он был в сознании, но говорить не мог. Жадно глотал воздух, озираясь вокруг ничего не видящими глазами, царапал пальцами шинель на груди. Спасло его бревно, сброшенное с бруствера взрывом бомбы. Упав наклонно в траншею одним своим концом, оно прикрыло Павку от обрушившейся сверху земли, оставило небольшое свободное пространство. И этот воздушный мешок выручил Василькова.
— Где командир роты? — трясла контуженого Фрося. — Где он стоял, когда вас накрыло взрывом?
Спасенный что-то промычал и указал трясущейся рукой на уходивший под землю конец бревна.
Через несколько минут отрыли и Колобова. Он не подавал признаков жизни, но Фрося, проверив его пульс, принялась делать искусственное дыхание. Наконец, снова проверив пульс, изнеможенно откинулась к стене траншеи:
— Дышит, хоть и слабо. Несите их на эвакопункт, ребята.
Более грузного и тяжелого Колобова взвалил себе на спину Рома, а Фитюлин подошел к стонущему Василькову.
— Ну, кореш, так и быть, хватайся за плечо. К врачам доставлю в целости и сохранности, но когда вернешься, морду так начищу, что на всю жизнь запомнишь. Понял?
Пробираясь полуразрушенными ходами сообщения, они добрались до разбитого прямым попаданием бомбы дзота. Присели передохнуть.
— Слушай, Рома, тебя так ни разу и не зацепило? — спросил Фитюлин.
— Нет, ни одной царапины, будто заговоренный, — вздохнул Смешилин. — Боюсь, как бы мне одному из всей роты в штрафниках не остаться. Все-то, кого только ранило, вроде уже искупили, а я?
— И у меня только ожоги на щеке и руках. Вдвоем из всей роты остались… Куда нас теперь? От своих не хочется отрываться.
— Покойный комбат обещал, будто после боя всех уцелевших освободят. В обычные части зачислят.
— А толку что? Все равно со своими уже не встретимся…
— Скорее всего, — опять вздохнул Рома. — Ладно, что толку душу травить… Пойдем дальше.
Навстречу им от Невы все так же спешили группы только что переправившихся на плацдарм бойцов, катили вручную противотанковые пушки, несли по частям ротные минометы. В ближней рощице урчали танки. А от переднего края доносился не смолкавший ни на минуту грохот сражения.
«Неужели и на этот раз не прорвем блокаду? — думал Смешилин, неся на спине все еще не пришедшего в себя Колобова. — Не может же быть, чтобы все, что мы пережили здесь, все усилия и муки, вся кровь, пролитая на этой земле, оказались напрасными. Должна же быть на свете справедливость!»