– Ладно, хорош тараторить… – оборвал его Аникин. – Почище того пулемета трындишь… Гранаты есть у кого?
– Имеются… – ответил другой боец. Лицо его нельзя было разглядеть в полумраке.
– Хорошо… – отрывисто и громко говорил Аникин. – Двигаем к вражескому пулемету. Кто еще не разобрался, там втолкуют, где свои, где чужие…
XIII
Взрывы от артиллерийских снарядов уже не сотрясали фольварк. Ушли куда-то вперед, глухо сотрясая темноту. Сообразили, что бьют по своим… Где-то там, в глубине этой мглы, раздавались винтовочные и автоматные выстрелы. Скорее всего, это прорывалось вместе с танком отделение Мамедова. Удалось ли им пройти через фольварк? Вышли на него люди Шевердяева?
На правом фланге атака увязла по самые уши. Все из-за этого пулемета. Он оказался крепким орешком. В прямом смысле – долговременная огневая точка по всем правилам, под бетонной крышкой, от которой гранаты отскакивают, как горох от стенки. Да еще амбразура двустворчатая, под такими углами смотрит, что сектор обстрела – все двести с лишним градусов. Вот и лежит тут, уткнувшись в землю, почти все отделение Затонского и те из взвода Калюжного, кому повезло пересечь минное поле.
Сам командир отделения с двумя бойцами укрылся какими-то деревянными колодами на самой границе сектора обстрела пулемета. Прижались к земле, боятся высунуться.
– Пригнитесь, пригнитесь!!! – судорожно кричит Затонский, заметив, что вдоль кустов приближаются бойцы.
«Звеньк», – просвистело возле самого уха Аникина, заставив его и остальных преодолеть остаток пути чуть не на четвереньках.
– Я же говорил – пригнитесь! – с досадой произнес Затонский. – Вот… черт-те что… Обойти пробовали, товарищ командир… – захлебывающимся голосом с ходу доложил он. – Там, позади, еще один хмырь фашистский сидит. Не дает к ДОТу с флангов подобраться. Снайпер, наверное… Вот они и чешут в четыре руки, гады. Пятерых у меня выбило, и еще Гарика – снайпер уложил… Хотя я думаю, их там больше, под куполом этим чертовым. Один сменяет другого. Чтоб без передышки… Я такие карусели уже проходил… Эх, пушечку бы сюда, товарищ командир. Или «тридцатьчетверку»… Я так подозреваю, что у них приборы имеются, ночного видения… Темно – хоть глаз выколи, а шелохнуться не дают.
XIV
– У кого приборы? – переспросил Аникин.
– Да и у тех, и у тех… – деловито пояснил Кузьма. – И из ДОТа садят в бога душу мать… И этот гад, неизвестно откуда…
– Так надо было с него начать… Если он есть там… – проговорил Аникин. – Почему группу не выслали на снайпера?
– Так мы это… – растерянно забормотал Затонский.
– Это, я уже понял, что это… – осуждающе произнес Аникин.
Заполошный и до невозможности говорливый боец, из бывших артиллеристов, Кузьма Затонский, или Тоня, как звали его в роте, имел, однако, большой боевой опыт, мог умело применять его в текущей обстановке, особенно когда она менялась с молниеносной быстротой. И сам он предпочитал действовать стремительно, не теряясь, не прячась за спинами подчиненных, чем вызывал у них заслуженное уважение. Сейчас, когда пули вражеского МГ и немецкого снайпера лишали всякой возможности к активным атакующим маневрам, Тоню всего трясло от злости и нетерпения.
– Так наверное или точно снайпер? – сурово спросил Аникин.
– Снайпер… – неуверенно ответил Кузьма. – Одиночными шмаляет. Двоих снял. Гарика Подгорного и еще одного, из третьего взвода… Ба… ба… фамилию его забываю, восточная фамилия…
– Бильбасов… – с готовностью подсказал кто-то из полутьмы.
– Во – Бильбасов… И оба насмерть… И оба – в голову, – как бы рассуждая вслух, быстро-быстро тараторил Тоня. – Как это, а? В потемках, одиночным – в голову. Абы кто так не пульнет. Не-е, точно снайпер…
Аникин слушал его, одновременно пытаясь рассмотреть в бинокль неясные темные силуэты позади бетонного колпака. До него по прямой было метров тридцать. От сырых, осклизлых колод, за которыми прятались Аникин и его бойцы, можно было зайти ДОТу в тыл, но желающие попадали под огонь снайпера.
XV
Кромешно-черная дыра амбразуры то и дело высмаркивала яркие сопли огня. Когда кроваво-красные отсветы пулеметного огня освещали колпак, два разделенных железной перегородкой отверстия действительно напоминали ноздри в панцирном черепе какого-то чудовища.
Вся живая изгородь в секторе обстрела ДОТа была срезана под корень, будто скошена косой. На подступах к амбразуре все пространство заполнили тела убитых.
– Черт, они бы лучше по ДОТу лупанули, чем по своим бить… – проговорил Аникин. – Эх, сюда бы Кокошилова с «фаустпатронами»… Про «тридцатьчетверку» я уже не говорю… Нет у вас «фаустов»?