Отто полз, без оглядки полз к воронке, где должны были находиться трупы пулеметчиков. Его губы без остановки твердили что-то о чуде, о маленьком чуде. Вдруг чудовищная сила вспучила землю позади. Эта сила встряхнула поверхность земли, точно половик, к которому прицепилась невзрачная букашка — Отто Хаген.
Его подхватило и сплющило, скрутило в три погибели. Пыль вместе с запахом гари и дыма забила глаза, уши, нос, рот. Несколько раз тело Отто ударилось о землю, еще обо что-то. Одновременно кто-то неведомо неодолимый точно вдавил внутрь глаза Отто железными пальцами. Отто вдруг увидел Хайгрубера, красного, вымазанного кровью с ног до головы. Тот истерично хохотал и кричал: «Красный командир! Красный командир!» Голова его вдруг лопнула словно арбуз — громко, с резким гулом новогодней хлопушки. Волна красной дымящейся влаги накрыла Отто с головой. Ему стало нечем дышать, и сознание его камнем погрузилось в багровое марево…
Глава 2.
«ПОЩАДЫ НИКТО НЕ ЖЕЛАЕТ…»
I
Он погиб, и, значит, ты живешь… В смерти — жизнь. От кого это он слыхал? Или, может, в книжке какой вычитал? Какая, к черту, разница. Теперь уже все равно. Главное — истинная правда, всем нутром, до самого костного мозга, усвоенная. Не подстрелили бы фрицы командира его, майора Михайлина, не жить бы теперь гвардии рядовому Аникину. Ему не жить…
Об этом думал Андрей, волоча по траншее тело убитого комбата. Его несли в плащ-палатке, ногами вперед. Из того, что несколько минут назад было перебинтованной головой гвардии майора, теперь на дно траншеи струилась кровь, прямо под ноги Андрея.
А ведь на волоске тоненьком повисла судьба аникинская. На ниточке тонюсенькой. Хотел ведь шлепнуть его командир, без суда и следствия. Это старшина говорит. А ему-то верить можно. Кармелюк — мужик основательный, зря, без толку, языком молоть не будет.
— После контузии майор совсем лют стал, — обернувшись, произнес старшина. Воспользовавшись моментом, он на ходу переменил руку, которой держал в жмене плащ-палатку
— По части неисполнения приказа или проявления трусости — у него разговор короткий… — со вздохом продолжил Кармелюк и как-то искоса глянул на Аникина.
Выходит, после атаки майор шлепнуть его и собирался. Получается, что ни до какого трибунала Андрей не дотянул бы. Они, пригибаясь, уже вышли из траншеи. Здесь от немецких позиций их прикрывал поросший осиновыми зарослями пригорок.
— Погодь… — вдруг приостановился Кармелюк. — Давай передышку сделаем. А то тяжелый командир-то…
Андрей, не ожидавший остановки, наскочил ногами на обезображенное месиво, бывшее еще только что лицом и головой Михайлина. Голенища его сапог запачкались кровавыми сгустками. Они со старшиной аккуратно опустили плащ-палатку с телом командира на пожухлую, грязно-серую траву. Пока Андрей обтирал палой осиновой листвой сапоги, Кармелюк присел прямо на землю. Достав кисет и обрывок газеты, он принялся варганить самокрутку.
— А чего ты в фашиста того не выстрелил? — спросил он.
Андрей почему-то вздрогнул от услышанного. Меньше всего он хотел этот вопрос услышать. Тягостная тишина повисла над трупом майора. Хорошо бы уже отнести его куда подальше. Почему-то Андрей в смерти комбата винил себя. Хотя ни при чем он был. Это — как дважды два. Повязка всему виной. Бинты окровавленные на голове командира, как бельмо в глазу. За километр видать было. Вот фрицы его и выцелили… Кармелюк будто мысли его читал. Раскурив самокрутку с самосадом, он жадно затянулся.
— Что молчишь, гвардии боец?… — недобрые нотки проступили в его и без того грубом, прокуренном голосе. — Или совесть не дает языком ворочать?…
Куда это он клонит, хотелось бы знать? Неужто угрожать вздумал? Андрей продолжал молчать. И командиру он ничего не сказал.
Как объяснишь, что этот немец ему жизнь спас… Так вот, запросто отпустил на все четыре стороны. А мог шлепнуть на месте, без всякой канители. Про этого немца он уже достаточно объяснял и лямку, положенную в штрафной роте, оттянул. Так что эту тему Андрей считал для себя закрытой. Нет, тут, если начнешь объяснять, сразу пулю от комбата схлопочешь. Так бы, видать, и вышло, не начни немцы палить по их позициям. «Черт с ним… Чему быть — того не миновать. Пусть трибунал, пусть штрафная рота…» — внутренне решил про себя Аникин. Хотя опять угодить в штрафную ему страсть как не хотелось. «Дурак дураком… — грыз себя внутри Андрей. — Надо было пальнуть выше или вбок. Фриц тот целым бы остался, да и к нему никаких претензий. Кроме той, что мазила и хвастун». И как это он сразу не сообразил. Вот ведь, смекалки не хватило. Уж больно Андрей растерялся, немца того в прицел снайперский увидев… Лицо изменилось — обветренное, морщин добавилось… сразу видать, что хлебнул порядком. Но все равно… он бы его из миллиона узнал. Черт дернул этого фрица тут оказаться…