XII
— Сюда, товарищ командир… — Яким уверенно выбирал путь в зарослях. Аникин думал только об одном — успеть, не отстать от него.
Глухота почти прошла, остались только шум в голове и боль в ушах.
— Хорошо, что мы оказались к нему слишком близко… — бормотал Андрей. — Прямой наводкой — все равно перелет будет.
— Зато как жахнуло! — взбудораженно отозвался Яким. — Я думал — башка лопнет… Смотрю, а вы, товарищ командир, того — в полной «несознанке». Думаю, все, кранты…
— Ничего, Яким… Нас так дешево не возьмешь… — отозвался Аникин.
— Ага, и я того же мнения… Вот, видите… Наши тут шли точно…
Якимов показал на сломанную ветку и несколько смятых листьев.
— Да ты настоящий следопыт, Якимов… — похвалил его Андрей.
— Следопыт не следопыт, а варнацкое дело нам малость знакомо… — с хитрой улыбкой ответил боец. — Из тайги выйти не каждый может…
Яким вдруг остановился и замер. Аникин чуть не налетел на него по инерции.
— Чего ты?.. — спросил он, тоже останавливаясь.
— Слышите?.. — произнес Яким, вслушиваясь в лесные звуки. — Слева по борту… Похоже наши…
Андрей тоже различил в глубине чащи шорох и треск ломаемых сучьев.
— Может, позвать их… а, товарищ младший лейтенант? — спросил Яким.
— А если это немцы? Не-ет… — ответил Аникин. — Давай тихим ходом на них держаться. Без шуму подберемся. Береженого, сам знаешь…
— Оно и верно… — согласился Яким и изменил направление движения. Ступать они стали осторожнее, стараясь не шуметь лишний раз.
— Смотрю, Яким, ты и в «товарищи» меня уже записал… — по пути заметил Аникин. — А то поначалу все «гражданином начальником» величал…
Якимов покряхтел и откашлялся.
— Оно-то привычнее… поперву, товарищ командир… — с признательной интонацией в голосе ответил он. — Для меня-то восемь лет кто в форме, непременно гражданин начальник был. А теперь вроде как и сам…
Он приостановился и пожал плечами, добавив:
— Родину вот… защищаю…
Сплюнув, Яким ощерился, показав ряд металлических зубов, таких же по виду свинцовых, как и его маленькие, глубоко утопленные в глазницы зрачки.
— Я тебе скажу одно, командир… У меня каждое слово на весу, и базар фильтровать я умею. Так что, если говорю «товарищ», значит, так оно и есть. После дела сегодняшнего можно… Потому как за спины наши штрафные ты не прятался и огнем прикрывал…
— Тут чести никакой нет, — отозвался Аникин. — Это в бою — первый закон: прикрой товарища… Ладно… — проговорил он, доставая из кармана гимнастерки припасенный окурок. — Наши никак не догоняются…
— Быстро чешут, товарищ командир. Шустрые… — весело ответил Яким, с готовностью доставая огонь для аникинской самокрутки.
XIII
Казалось, они уже должны были догнать свою группу. Но вдруг шедшие впереди будто исчезли. Растворились в зарослях. Аникин вместе с Якимом остановились, вслушиваясь в доносившиеся из чащи звуки. Никакого движения впереди.
— Куда ж они подевались? — прошептал Яким.
— Непохоже это на наших… — перемещая пулемет и беря его на изготовку, так же тихо ответил Аникин.
— Фашисты? — произнес Якимов, выставляя вперед ствол трофейного немецкого автомата.
Они притаились за стволами деревьев, ожидая, когда враг не выдержит и обнаружит себя. Впереди отчетливо треснула ветка.
— Ага… — уверенно произнес Андрей. Передернув затвор, он отчетливо и громко сказал:
— Фашисты!.. Хенде хох… Шнеле…
Несколько секунд в ответ ему только шумели листья на верхушках деревьев. Потом за одним из них снова хрустнула ветка. Яким, не выдержав, полоснул в него очередью. Две пули угодили в ствол, наискось вспоров темно-серую кору.
— Панове… блажам… не забие… панове… — вдруг жалобно заголосило женским тоненьким голосом это самое дерево.
— Что за черт?! — пробормотал Андрей. — Не стреляй, Яким. А ну, выходи, кто там прячется?..
Прошло несколько секунд, и вот от ствола отделилась фигура. Юбка, мужской пиджак, на голове платок. Та самая женщина, с хутора.
— А ну, стой! Не двигайся… Руки… Руки покажь! Вверх подымай… — говорил Яким, подтверждая свои слова указательным движением ствола автомата. Голос его звучал безжалостно сухо. Женщина от этого еще больше перепугалась. Ее поднятые руки задрожали. Побелевшие, разбитые, с запекшейся кровью губы пролепетали еще жалостнее: