Выбрать главу

Его спас могучий старик - академик Ферсман, известный в России даже неучам своей вдохновенной книгой "О камне"... Зареванная жена Крепса упала академику в ноги...

Крепса из карцера привезли прямо в кабинет Берии: так вознес, в своем ходатайстве, бесстрашный академик Ферсман своего бывшего студента, к тому же подававшего надежды... Спасти надо человека - как же не вознести!

Берия, росчерком пера, снял с Крепса судимость, однако отправил еще севернее Котласа - в Ухту. Искать нефть, газ, уран. Думать!

Думал Крепс прежде всего о том, как бы не загреметь в лагерь вторично... С энкаведешниками не спорил. Боже упаси!

Как-то высокое лагерное начальство, вернувшись с рыбалки и отоспавшись, вдруг стало нюхать собственные сапоги: пропахли бензином. Всполошилось начальство, приказало бурить. Искать нефть... Заперевшись в своей "вольной" конурке, Крепс исследовал геологическую карту района и понял - не промысловые тут запасы, а так, нефтяной "карман". До утра не спал. Сказать? Возразить энкаведешникам?.. А что, обвинят во вредительстве? Ведь он... из бывших...

Крепс санкционировал бурение, хотя геологам, кому только мог, шептал, что он против. Всей душой против...

Двадцать миллионов зарыли в землю. Лагерное начальство само стало зэками, а Крепс... Крепс имел свидетелей, что он "всегда был против..."

- Хитроумный Одиссей! - вскричал Цин. - Жулико! Жулико!.. Но это что? Цветочки!..

...На юг от Ухты, лагерной столицы, тянулась забытая дорога. Сто семьдесят километров просевшего, в выбоинах и трещинах асфальта. Тянулась она до вросшего в землю заштатного городка Троицко-Печерска. Раньше по ней, вроде, лес вывозили из тайги... Асфальтовая дорога... в тайге! Для ГУЛага она была находкой. К ней "привязали" лагеря, и потянулись из Котласа красные вагоны с пулеметными будками на крышах.

Раз зэки вдоль дороги, то, естественно, и работа зэкам должна быть тут же. За пять километров от лагеря - уже транспорт нужен. За семьдесят километров не навозишься. Расходы, да и... разбегутся. Тайга. А, как известно, головы недосчитаешь, свою добавишь.

Работу требовалось достать тут же, хоть из-под земли. Вдоль лагерной дороги.

Из-под земли, так из-под земли! Понял главный консультант НКВД по геологии Крепс, вчерашний бедолага, чего жаждет генерал Бурдаков, и, хотя в душе снова протестовал, более того, презирал себя, его высочайшую волю "научно обосновал".

Проект, представленный в правительство, назывался почти академично: "Южное направление поисков..." Или "Разработка наследия академика Губкина". "Ферсман предвидел...", - написал Крепс. Ну, раз сам Ферсман предвидел...

Берия добился выделения Ухтлагу ста семидесяти миллионов рублей. На первый случай! Генерал Бурдаков отрапортовал немедля: "Нефть будет!.."

Как же ей, в самом деле, не быть, коль она на территории ГУЛага...

-...Жулико на жулике сидит и жуликом погоняет!..

...Заключенных, которых теперь везли и везли и баржами, и эшелонами, и пешком гнали, в окружении овчарок, быстро научили профессиям буровиков; привезли из Баку станки, списанные там по ветхости. И... началось забуривание сотен миллионов в болото...

У главного геолога Ухтлага Крепса отстоялись, со временем, три любимые фразы. Три кита, на которых держалась его шаткая "планида". "Ну, стоит ли спорить с администрацией из-за одной буровой?!" - с улыбкой выговаривал он желторотым, только из института. Тем же, кто, как и он, отведал лагерной "пайки", произносил вполголоса, подкупающе сокровенно: "Друзья, через год или шах умрет. Или осел подохнет. Или сам Ходжа Насреддин преставится..."

Начальству из ГУЛага он говорил мягко, но многозначительно: "Вопрос должен отлежаться..."

А пока что был образован центр геологоразведки у города Вой-Вожа, "Панама на Вой-Воже", как окрестили его геологи. Полярная Панама отличалась от подлинной лишь тем, что там канал все же был прорыт, вода пошла, а Вой-Вож так и остался навеки сухим...

Однако успели выстроить город. Комсомольск-на-Печоре. С яслями, рестораном и зоной для зэков. Обвесили город будущего, к празднику, красными полотнищами со словами "Даешь..." и "Встретим новыми победами..."

Госбезопасность открыла на нефтяных промыслах Баку и Гурьева целый заговор против советской власти, чтобы обеспечить Комсомольск-на-Печоре кадрами самой высокой квалификации...

Все было учтено. Утроен штат оперативников и следователей. Но российская земля следователям не поддалась. Не "раскололась..."

С годами Комсомольск-на-Печоре порос лопухом. Несколько корпусов передали лесовикам. Остальные забили досками. Молодые непуганые геологи окрестили самую перспективную некогда Троицко-Печерскую экспедицию Троицко-Печерской лаврой. Тундра взломала, раздробила асфальт.

В самом деле, когда я заехал туда, голубовато-зеленый олений ягель стелился на лагерной дороге во многих местах, словно там ее никогда и не было...

"Ну, что ж, еще один Халмер-Ю, - сказали мне позднее в Министерстве. На ошибках учимся..."

Не год, не два - двадцать лет продолжался неслыханный грабеж России. Бессмысленный, к тому же, грабеж - за "пайку", "паечку"; или еще одну звезду на погоне...

- Думаете, никто не восстал против разбоя? - спросил Цин, кинув, в очередной раз, телефонную трубку на рычажки. - Восставали. Еще во время войны. Юнец, только из вуза, сказал на совещании - подумать только! при лагерной администрации: "Нет тут нефти! Нефть севернее. В Тиманском прогибе..."

- Севернее? - переспросил генерал Бурдаков, закуривая и ломая спички. - На сколько севернее?..

- Примерно на триста километров! - ответил юнец с указкой в руках. - В центре тундры...

- Непроходимой? - уточнил генерал Бурдаков.

- О-обыкновенной, - протянул юнец, не понимая всей глубины генеральского вопроса.

Вечером Крепс вызвал юного геолога, одобрил его порывы, даже обнял энтузиаста, а на другой день... парнишку мобилизовали на фронт, где он и погиб...

- А вы записывайте, записывайте! - вскинулся Цин. - От кого вы еще такое узнаете?..

Имя его Цин забыл. Зато второго еретика знали все... Цин шагнул к рассохшемуся шкафу, достал картонную коробку с фотографиями. Протянул одну из них.

На фотографии был запечатлен рослый, широкой кости, видимо, очень сильный человек. Лицо доброе, застенчивое. Сидит на земле, у сарая, выставив перед собой длинные ноги Паганеля в мешковатых штанинах. На обратной стороне снимка в уголке надпись: "Вольняшке Илье Муромцу Полянскому от зэка Добрыни"... И подпись, скромная, в уголке "Добрынин".

...- Добрыня сидел вместе со мной, - продолжал Цин, пряча коробку с колымскими и ухтинскими снимками, - предложил мне, еще в годы войны, учить испанский язык, "чтоб мохом не обрасти..."

- Почему испанский? - поинтересовался Цин.

- Если зубрить немецкий, скажут, готовимся к немецкой оккупации, объяснил предусмотрительный Добрынин. - Английский тоже подозрителен: "Не к побегу ли готовятся?" И припаяют второй срок. А - испанский? Никто не придерется. Даже Паганель учил испанский, хотя, как известно, по ошибке выучил, вместо испанского, португальский...

В памятном всем ухтинцам пятьдесят девятом году Добрынин обвинил Крепса, которого окрестил "бывшим геологом", в "перманентной лжи".

Комсомольск-на-Печоре уже прорастал лопухом, генерала МВД Бурдакова проводили в Москву, на почетную пенсию, и многотиражка "Советская Ухта" объявила, что она за Добрынина... Ухта заколыхалась, как от землетрясения...

Однако едва Добрынин набрал в грудь воздуха, чтобы уличить Крепса вторично, с документами в руках, как... отбыл на Кубу. Фиделю Кастро нужен был специалист-нефтяник. Позарез. Крепс немедля сообщил, куда следует, что лучше Добрынина не найти. "Первоклассный специалист, а главное, знает испанский... Такое счастливое сочетание!"