Выбрать главу

Я тут же к пареньку, о котором сказали, что он задержал нарушителя. Представился. Попросил рассказать, как дело было.

Солдат-первогодок. Простодушный уралец, без затей, спросил деловито:

- Вам по правде или для газеты?.. Если по правде, упустили мы бродягу. Тут ночь армянская, ни зги не видать. Прожектор над головой шарил-шарил, когда осветил перебежчика, он вон на той отмели. А там уже Турция... Ушел бы, да решил, дурак, нам лицо показать. Встал на карачки и хлопнул по своему заду. Мол, ешьте, дурачки!

Как тут утерпеть!. Нажал гашетку - всадил всю обойму.

- Как? Он ведь уже там...

- Да вот, комсорг примчал, матюкнулся, дурня за ногу и в речку...

- Речка на той половине ведь тоже турецкая...

- Ну, вода все спишет!

Больше на пограничьи я детских вопросов не задавал. Повзрослел.

Когда и на следующей заставе, ко мне приставили "комсорга", я понял, дело дрянь. Белую начальственную "победу" тут же отпустил к хозяину со словами благодарности, и отныне мчал от заставы к заставе только на измызганых побитых "козлах" дежурной службы.

3. ЗА ПРАВДОЙ - НА "КОЗЛАХ"

Очередной начальник заставы спросил меня на бегу: - Вы не из журнала "Пограничник"? - И тут же исчез: гость не был даже из их "Пограничника". Некогда с ним возиться!

Обшарпанный сменный "козел", как называют здесь "газики-вездеходы", вез меня от одного прозренья к другому.

Заставу "Чингиз-хана", как прозвали ее солдаты, мне почему-то не рекомендовали. В штабе сказали с усмешечкой, имя лейтенанта- командира заставы Чингиз, вот солдаты и веселятся.... Добавили доверительно , что там я не увижу "ничего значительного..." Но первый же дозорный, откуда-то выскочивший навстречу нам, сообщил, что у Чингиз Хана объявлена боевая тревога...

Я попросил свернуть туда...

У ворот нас пропустили не сразу. Шофер вышел звонить, объяснять, кого привез и зачем. Солдаты возле казармы, которые вернулись из поиска, встретили неведомого гостя вначале настороженно, затем с улыбкой, и вдруг разом вздрогнули, напряглись, принялись нервно-машинальными движениями заправлять свои гимнастерки. Их лица вытянулись. Мне показалось, от испуга... Я не поверил своим глазам. Начал искать взглядом - чего так испугались?

Из штаба вышел озабоченный старший лейтенант, похожий на борца-тяжеловеса. Лицо широченное, смуглое.. Явно родной азиат. Во всяком случае, ясно, почему он для солдат "Чингиз-хан..." Как тут не понять!

На самом деле, я еще не понимал ничего...

Узнал, боевая тревога на заставе не учебная. А всерьез.. Ночью часовой на дозорной вышке сообщил о перебежчике: "Без шапки, в белой рубашке..." Промелькнул в луче прожектора и исчез...

Но "поющий забор", доселе безотказный, молчал. Каждый метр земли осмотрели, а овчарки обнюхали- ни следа, ни запаха...

Всполошили еще две заставы.

У ворот стояли автобусы, доставившие курсантов городского

Погранучилища, которых подняли ночью. На помощь... Ныне ребята возвращались из поиска по двое- по трое. Усталые, испачканые в земле.

Увы! "Без шапки, в белой рубашке" как сквозь землю провалился.

Неудача изморила: солдаты позевывали, нервно попыхивали цыгарками, передавая друг другу "сорок". Докурить. Один из курсантов, белобрысенький свежачек, избегался до того, что присел на корточки и тут же, прислонясь спиной к кирпичной стене казармы, заснул.

Понаехало начальство. Даже самое тут большое - хитроглазый чуваш на своей чистенькой "Победе..." Лица у всех постные. Добра не обещают..

"Чингиз-хан" уж не говорил, а рубил кому-то: - Дисбат по тебе плачет!

И вдруг, часа через два, зашелестел во всех углах заставы ... не то плач, не то смешок Все откровеннее, громче. Вот уж и курсанты смеются. Садятся в свои автобусы, похохатывая, а порой ругаяя кого-то вполголоса: "отыскали "перебежчика"!..

Оказалось, из соседнего села сбежал кобелек. Умчался , через свой никому неведомый ранее подкоп в "ограде", к своей разлюбезной турецкой сучке.

А утром, через тот же подкоп, вернулся домой. К хозяину. Нашли и собачий подкоп под "поющим" четырехметровым забором. Привели на длинной веревке и кобелька. Симпатичная белая дворняга с подпалинами у передних лап, маленькая, верткая. К ребятам ластится. От угощенья не отказывется, встает на задние лапы. Ну, все, как есть - "в белой рубашке и без головного убора..."

Даже "Чингис хан" растянул в нервном смешке губы. Губы вовсе не простецкого добродушного человека . Тонкие, злые. Сразу видно, губы не добряка...

На незнакомца в гражданском пиджачке и не взглянул. Не до гостей тут...

4. НА САМОЙ ОТДАЛЕННОЙ...

На последней заставе навстречу мне вышел высоченный, со спортивным разворотом плеч, начальник с погонами майора.

Я удивился. Все начальники застав лейтенанты, отсилу старшие лейтенанты. Майор, видно, загремел откуда-то. Проштрафился...

Когда остались одни, спросил все же, почему так? Ответил спокойно.

- Я еврей. Евреев в погранотряд не берут.

Тут мы друг друга поняли без дальнейних объяснений.

Вечером, когда "усидели", как еврей с евреем, два пол-литра русской горькой спросил его по свойски, почему у "Чингиз хана" из-за смиренной дворняги такой "шухер". Лишь подозрение возникло. Может быть, помстилось солдату что-то... А уж сотни людей всполошили. Две пограншколы в ружье!

Майор объяснил чуть снисходительно, как "штатской штафирке": "Шухер" был вовсе не чрезмерным. "Прорыв границы" - ЧП чрезвычайное. Когда он служил на Черном море, под Батуми, как боролись с пловцами - потенциальными "нарушителями"? Если пловец вне разрешенной зоны, возникло подозрение, уходит за кордон, объявлялсь команда "Тайфун!" (все из моря!). Торпедные катера забрасывали подозрительный участок глубинными бомбами... Кто там плывет, зачем? Выяснять некогда...

Для погранвойск, дорогой гость, нет ЧП серьезнее, чем "прорыв границы: с начальника-зевака снимут шкуру. В лучшем случае, звездочку и - на Чукотку, к родным чукчам и карякам...

- Ну, хорошо, - не сдавался я. - Но справедливо ли так - еще ничего не ясно, а уж подняли сотни людей, по тревоге, вроде война началась, льется кровь - враг на подступах...

- Служба есть служба , дорогой гость... Не о всем я могу говорить, Возможно, сыграло роль дополнительное обстоятельство, - неохотно, по одному слову, начал цедить он. - Застава штрафная. Народ там всякий. Можно доверить-нельзя? - Видно, вспомнил давнее, оживился: - Было такое нагрелись. На одну из застав пришло пополнение. Промахнулись кадровики: затесался среди новичков - уголовник. Быстро сообразил, какие открылись для ворюги новые возможности. Втянул в "дело" нескольких бедолаг и ...организовал переброску из Турции наркотика. Год никто ничего не ведал. Попались случайно. Солдат прислал деревенской родне письмо, что он нынче получает в месяц "более тысячи рублев..." Через пять минут о том узнали соседи, а затем и сельский милиционер... Так что обжегшись на молоке... Понятно, товарищ писатель?

- Как не понять! Непонятно только, почему именно на штрафной заставе лейтенант- инородец? Зачем? На всех заставах начальники - русские. А на штрафной- Чингиз-хан! Русские перевелись? Рычать не умеют? Ведь нетрудно понять, как бывший штрафник, уйдя из армии, будет относится в нашей многонациональной России к своим родным азиатам. Или к кавказцам...

Майор улыбнулся понимающе.

- А до него, между прочим, в начальниках ходил тоже майор, и тоже еврей.

- Затем поменяли еврея ... на монгола?

- На бурята. А что?

Нет, я еще не думал тогда, что это давняя, со сталинских лет, политика Москвы. Как и политика всех диктаторов со времен римской империи - "divide at emperе" (разделяй и властвуй). Объяснил себе "странности" бессмысленного стравливания людей давним присловьем: " Главная беда России - дураки и дороги..."

Не сразу начал приближаться к осознанию того, что партийные вельможи, портреты которых по праздникам на всех углах, последовательно, много лет подряд, готовят Советский Союз к развалу...

Нелегко было признать, принять эту страшную догадку человеку, который защищал Россию, в самые тяжелые годы, с оружием в руках. И лишь чудом не погиб...

Когда же, наконец, я решился поделился своими мыслями с писателями, на одном из наших сборищ, началось такое, и продолжалось оно столько лет, что ни в сказке сказать, ни пером описать... (Того, кого интересуют детали государственного изуверства, могут прочесть их в моем романе "Заложники", вышедшем в конце 70-х на всех главных европейских языках).