Вот он остановился, внимательно разглядывая что-то, только ему понятное; и вместе с ним и мы начинаем угадывать в розовых зарослях обомшелое и какое-то скрюченное железо, а затем и очертания разбитого дота...
Человек пошел дальше. Еще раз остановился на секунду - возле воронки, залитой бурой болотной водой...
Внезапно далекий гул самолета...
- "Ту-114"!.. - Это авторитетно, со знанием дела разъяснил приезжему мальчишка, собиравший на сопке грибы. Он глядел на небо: там, высоко над заливом, шел пассажирский самолет... - На Кубу идет!.. Самого Фиделя Кастро привез, теперь обратно...
- Что?.. - рассеянно спросил приезжий, мельком взглянув вслед самолету. Он свернул за скалу, перебрался через канаву и штабеля железобетонных мачт и наконец оказался на каменистом "пятачке", у какого-то заборчика... - Наконец. подошел к самодельному памятнику - сколько раскидано таких по России! Деревянный, выкрашенный почему-то синей краской обелиск, хоть и подновляли его, не выстоял перед временем, и ветрами покоробился, да и буквы поистерлись...
К ограде памятника, выкрашенной в тот же синий цвет, была кем-то привязана на длинной веревке коза. Она деловито пощипывала мох.
Приезжий чуть усмехнулся, минуту постоял возле обелиска, затем устало присел на валун, закурил. Задумался...
Еще видно на экране лицо приезжего, а мы уже как бы вместе с ним слышим дальний звон, точно звон деревенского набата, и... популярный довоенный мотивчик.Его выводит издалека, словно из глубин России, гармоника. Слов мы не слышим. Но многие помнят эти слова: "Если завтра война, если завтра в поход..."
Бодрится гармоника.
А на экране - торжествующая немецкая кинохроника.
Черные кресты на крыльях немецких бомбардировщиков. Командующий германским подводным флотом гросс-адмирал Дениц у карты. Адмиральский карандаш жирно перерубает на карте океанские пути в Мурманск.
Гитлеровские подводные лодки, одна за другой, выходят в море. Бородатый немец- капитан у перископа подлодки. Следы торпед на воде...
Английские транспорты раскалываются, горят, погружаются в воду. Тонет английский военно-морской флаг.
Бьет "Большой Бен". Звуки его тоже туманны, неторопливы.
Черчиллю докладывают, видимо, о чем-то чрезвычайном. Черчилль пишет быстро, нервно... Хроника запечатлела и это.
...Москва. Главы кремлевских соборов. Их тоже коснулась война. Пятна камуфляжа на стенах, как раны. И опять, словно из глубин России, из глубин истории, доносится все тот же далекий набат. В ворота Кремля въезжает закамуфлированная "эмка". По коридорам идет адмирал флота Арсений Головко. Вот он в кабинете Верховного Главнокомандующего, стоит навытяжку. К нему обращены негромкие, протяжные слова:
- ...Задача ясна?... Да, и с Черноморья снимаем ...К вам летит все, что можно... Положение чрезвычайное.
Огромное, на весь экран, небо. И в глубине его - две маленькие точки. Всего две. Они приближаются. Это самолеты.
Пошли титры. А под титрами, сквозь облака и дым пожарищ, по-прежнему летят два самолета: над руинами какого-то южного города, над эшелонами с артиллерией, над неубранными хлебами..
Кончились титры. Самолеты уже над тундрой.
Круглое самолетное окошко. Он очень молод, этот смотрящий в окошко паренек и натянутой на уши синей пилотке.
Мы узнаем в нем увиденного только что человека с палочкой, каким он был лет двадцать назад, и слышим его голос:
- Куда летим? Дикие места... - Он отодвинулся от окна, устроился на своем месте поудобнее. - Куда... - Усмехнулся над собой. - Командир-то, конечно, знает, ну, а мне не доложили, сунули в бомболюк, и лети-помалкивай... Я человек в экипаже самый последний. Моторяга. Наземный персонал. Подай - прими! Потому и место мое самое почетное.
Тимофей (так зовут парня) сидит в немыслимой позе: боком, ноги чуть ли не выше головы. Уму непостижимо, как его засунули в эту щель между чемоданами, арбузом и железной стремянкой.
Самолет тряхнуло. Арбуз свалился. Тимофей ударился обо что-то. Голос Тимофея.
- Вот всегда так... Приложишься ко всем этим чертовым бомбодержателям, а потом майор Кабаров удивляется, почему у меня вся морда в кровоподтеках...
Снизу, видимо, дуло. Тимофей приподнялся, поеживаясь, и, подложив под себя шинель, бросил сердитый взгляд в окошко. Внизу стало еще суровее - ни деревца. Тимофей поежился:
- Вот уж точно, широка страна моя родная. Третьи сутки все "Давай--давай! Не задерживайся!" А куда "не задерживайся"?.. Чья-то рука протянула Тимофею шлемофон.
- Ну, как там? - слышим мы в наушниках голос Кабарова. - Жив?
- Порядок, товарищ майор, - едва выдавил из себя окоченевший Тимофей.
- Потерпи, Тимофей. Скоро губа Ваенга. Слышал про такую? Самый северный аэродром, места тут тихие..
И сразу: вой, грохот, вздыбленная земля... Нет, это не земля. Опадает гигантский столб воды. Тысячи птиц взметнулись к небу. И тут же - длинная океанская волна выносит на отлогий пустынный берег сотни убитых чаек...
Снова грохот. И снова все взметнулось вверх: столбы воды, трассы пуль, жерла зениток. Летят в воздух обломки валунов, аэродромных построек, куски автомашин. Черный дым застилает аэродром.
...Опадающая земля накрыла в щели офицеров.
Генерал (стряхнув с фуражки землю). - Где группа Кабарова?
Радист: на подходе! Генерал: - Угораздило их!..
Снова опадающая земля.
Радист. - Кабаров просит посадку!
Генерал: - Что он, с ума сошел?!
...Кабина самолета. Лицо Кабарова.
Кабаров.: - Иду на посадку!.
...Самолет с ласточкой на хвосте входит в густой нефтяной дым и, пробивая его толщу, трудно, на ощупь касается земли, и тут же новый взрыв чуть не перевернул его. Идущего следом ведомого тряхнуло, и он круто ушел вверх.
Генерал (сняв на секунду фуражку). В рубашке родился Кабаров! (Высунулся из щели.) Давайте их сюда!..
Из самолета с ласточкой выпрыгивают Кабаров, Тимофей и остальные члены экипажа, бегут, пригибаясь, по полю, прыгают в щель. Опадающие комья земли накрывает их, вжавшихся в землю...
Генерал: - Почему нарушили приказ? Садились под бомбы?
Кабаров: Кончилось горючее, товарищ генерал!.. Принимайте ведомого.
Неподалеку от Кабарова лежит полузасыпанный Тимофей.
Солдат-радист взглянул на плечо Тимофея, покрытое чем-то красным, и встревоженно:
- Что с тобой, парень? Ранен?
Тимофей, испуганно хватаясь за плечо: - Фу, черт! Арбуз проклятый!.. С самого Новороссийска берег...
Снова взрывы. Взлетная полоса. На глазах от нее не остается ничего: бомбы перепахивают поле. Горит полотно посадочного "Т".
Генерал. - Эх, угораздило вас... Впрочем, когда вы ни прилети, все одно - под бомбы. Тут у нас этот майн либер августин круглые сутки...
Генерал (помедлив и не отрывая взгляда от беспомощно кружащегося самолета), пехотному капитану с расстегнутой кобурой). - Капитан! Ничего не поделаешь, давайте ваших! Только быстрей. Успеете до второго налета?
Капитан пускает ракету и, выскакивая из щели, дает тревожный свисток.
Тимофей выглянул из щели. И вдруг с изумлением увидел: из дымящейся земли, полузасыпанных на краю аэродрома щелей поднялись люди в измятых пехотных шинелях и обмотках. Пригибаясь, кинулись с лопатами туда, к посадочной полосе. Капитан уже метался около гранитного валуна, размахивая руками и крича что-то. Из-за валуна выползли два трактора с вагонетками, груженными камнями, гравием.
Тимофей (матросу с радиостанцией). - Что за пехота?
Тот выглянул из щели, ответил равнодушно: - Штрафники... Грехи замаливают, до первой крови...
- Как так - до первой крови?
- Я же сказал: штрафники. Ну, из тюрем которые. Срок отбывают: кто месяц, кто все три. А зацепит осколком - чист, кровью смыл. Тут им что... лафа! Отсрочка вышла.
С транспорта их сняли... полроты, подсобить, воронки засыпать... А вот через две недели погонят их на Кисловку. Там они нахлебаются, не дай бог...
Вой пикировщика. Фонтанчики пуль по взлетной полосе. Солдаты бросились прочь. Одного из них как срезало.
Прямо на Тимофея бежали двое. Пожилой солдат с лопатой упал возле машины груженной мешками с известью. Его накрыло землей. Тимофей рванулся на помощь. Подбежал, пригибаясь, к засыпанному солдату, взвалил на себя, потащил к щели. Солдата приняло сразу несколько рук.