Англичане с восторгом приняли подарок; надели бусы, и их трубный хор зазвучал даже более торжественно, чем хор Гонтаря.
Бусы не сумел надеть на себя только рыжебородый. Не налезали. Тогда, рассмеявшись, он надел связку всю бус на стоявшего рядом Братнова и, хлопнув его по плечу, заговорил о чем-то; потом, еще раз ударив его по плечу, догнал своих.
И они двинулись по улице городка. Без шапок, веселые и очень здоровые, мускулистые, шли прямо посреди улицы увешанные игрушками и бусами, и трубили в свои детские дудочки. Шли словно мушкетеры после победы над гвардейцами кардинала.
А кругом была старинная Ваенга, изрытая воронками, с дощатыми, некогда рыбацкими, домишками с выбитыми стеклами. С телеграфными столбами, сваленными взрывом. В госпитальном дворе раненые молча проводили их взглядом. Старушка с коромыслом и двумя полными ведрами перекрестила их.
- Ленд-лиз гуляет, - усмехнулся Гонтарь.
Братнов (снимая с себя бусы): - Гуляет, кто жив остался... Они с последнего каравана... - Он поискал взглядом, куда деть бусы, наконец положил на прилавок.
Гонтарь (машинально проводив взглядом руку Братнова с бусами): - Да... ну а что же мы все-таки Кабарову купим?..
И вот она уже готова, эта посылка. В лапы плюшевого мишки вставлена бутылки вина, и Гонтарь завязывает последний бантик.
- Ну, готово? - спросил он Санчеса. Тот протянул ему листок бумаги. Гонтарь, прочитал, прыснул: - Складно сочинил, порядок..
Все расписались. И Гонтарь, свернув записку в трубочку, надел ее на горлышко бутылки.
Только Братнов не суетился вокруг посылки и все поглядывал на дверь госпиталя. Летчики стояли посреди пыльного госпитального двора, и ждали, когда их пустят.
- Как примут раненых, сестра узнает. Велела обождать, - сообщили. Братиов вынул кисет, помял его и руках, сунул обратно в карман. - Ну что ж обождем... - благодушно сказал Гонтарь, отдав Братнову посылку. - держи Александр Ильич. - и побрел но двору, поглядывая кругом.
У дверей госпиталя было людно. Тут встретились два потока - санитары заносили в здание раненых, а навстречу им вывалилась оживленная группа выписанных из госпиталя, с вещами.
- Круговорот в природе... - мрачновато начал Гонтарь, и осекся: следом за солдатом на костылях появился другой, безрукий. Его поклажу несли сестры. А сам он зажимал под мышками два больших букета.
Гонтарь проводил его взглядом и, вздохнув, подошел к группе выписанных, которые примостились в отдалении, на вещах, в тенечке. Им обещали дать машину. Ждали, видно. долго: молоденький солдат подремывал на чемодане. К чемодану была прислонена балалайка.
Возле солдата остановился Санчес. Стал разглядывать балалайку... У госпиталя остался лишь Братнов. Держа обеими руками плюшевого мишку, он глядел вслед раненым, которых вносили в двери. Спросил у санитара: - Откуда везут?
- Все оттуда же, с Кисловки. Единственное место осталось, где фронт как был у пограничного столба, так и держится...
...Санчес тронул балалайку, и совершрино неожиданно на звук ее отозвалась коза. Все рассмеялись. - У нее хороший слух, - сказал Гонтарь.
- Она есть хочет, - поправил его Глебик, но коза отпихнула руку Глебика с бутербродом. Паренек из раненых посмотрел понимающим хозяйским взглядом на тяжелое вымя козы и проокал: - Она у вас не дОоена...
Гонтарь после секундной растерянности начал действовать. Взял у кого-то котелок, сунул Санчесу. Глебику приказал: - Держи кормилицу! Тот схватил козу за рога. Гонтарь присел и уверенным жестом дернул ее за соски.
Коза метнулась в сторону и заорала. Все расхохотались.
Открылась дверь. Вышла сестра:
- Кто тут к майору Кабарову?
Летчики бросились к сестре. Она сказала успокаивающей скороговоркой: Все хорошо, товарищи! Майора Кабарова вчера признали транспортабельным. И отправили в тыл, так что не волнуйтесь...
Летчики молчали.
- Ну что ж, - сказал Гонтарь. - Может, к лучшему. Без бомбежек жить здоровее. Ну, ничего... Спасибо. Сестричка... Вот вам... - Он повернулся к Братнову и стал деловито отвязывать плюшевого мишку от бутылки. Бутылку он сунул в карман, а мишку отдал сестре.
В руках Братнова остались только ленточка и записка.
Гонтарь (притихшим летчикам): - Ну что же, ребята. С этим все. Теперь до восьми ноль-ноль нас война не касается, двинулись...
Летчики ушли, а Братнов стоял, держа на ладони то, что осталось от посылки.
- Ну, чего вы там, Александр Ильич! - донесся голос Гонтаря.
- Да-да, - как-то поспешно сказал Братнов и, свернув записку и обмотав ее ленточкой, положил в карман...
...Музыка. Нестройный джаз. В стеклах газетной витрины отражаются танцующие пары. С газетного листа глядит на нас Гонтарь, в летном шлеме, улыбающийся. Над его портретом - заголовок статьи: "Подвиг Игоря Гонтаря". И буквами помельче: "Подводный пират взорван!.." У газетной витрины Братнов. Читает.
Гонтарь увидел братновскую спину. Расстроился. Сумрачный ушел в буфет.
Глебик за столом сосредоточенно разглядывал на свет граненый стакан с пивом.
...Зал офицерского клуба полон. Золото орденов, шевронов, пуговиц. В этом сверкании затерялись серые гимнастерки девушек. Их очень немного: телефонистки, повара, медсестры. Танцуют с ними бережно: не каждому уволенному до двадцати четырех часов выпадает такая удача.
Из-за плеча Санчеса выглянул Тимофей. Он увидел девушку... не в военном. Просто в платье. И даже ни просто в платье, а в нарядном, крепдешиновом. На нее уже давно поглядывали летчики. Но она танцевала с генералом.
Тимофей восторженно глядел на нее.
К генералу подбежал дежурный, что-то шепнул, приложив руку к козырьку. Генерал тут же ушел, рассеянно извинившись перед девушкой, к которой кинулись сразу ото всех сторон. Девушка оказалась рядом с Тимофеем, и он неожиданно даже для самого себя, поправив ремень, отчаянно шагнул к ней. И кто знает, может быть, счастье улыбнулось бы Тимофею, если б не Гонтарь. Он вдруг появился перед девушкой и, взяв за руку, мрачно сказал Тимофею: - Иди проверь козу. - И увел.
Внезапно:
- Офицеры "Гремящего" и "Громкого" - на корабли! Часть танцующих устремляется к выходу.
У подоконника, следя за танцующими, стояли Братнов и молоденький лейтенант. Одна нога лейтенанта в сапоге, вторая - забинтована, в тапочке.
Братнов (лейтенанту): - Где это вас?
- Где?.. На Кисловке... Еще легко отделался. В дверях-офицер с красной повязкой:
- Командиры из подразделений Лапшенкова, Поповича, Шкарубы, расчеты 12-2 и 12-5 - в части!
Танцующих стало совсем мало. К раненому лейтенанту подошла совсем молоденькая девушка:
- Товарищ лейтенант, хотите потанцевать?
- Я?.. Да ведь ... Как же?
- Ничего... А мы потихоньку. Хотите, на одном месте... - И она бережно обхватила его, и они начали медленно двигаться в такт музыке вдоль стены. Лицо лейтенанта стало откровенно счастливым. Братнов поглядел на них и потянулся за папиросой.
- Здесь не курят. - Рядом стоял офицер с красной повязкой. - И вообще, почему вы здесь? Рядовым не положено... Прошу покинуть.
Братнов спрятал в карман папироску и вышел на крыльцо. Стемнело. Было зябко. Из окна клуба доносился джаз. Братнов закурил. Музыка прервалась, и сразу человек двадцать офицеров пробежали мимо него, одеваясь на ходу, и скрылись в темноте. Стало тихо. По улице приближался не очень стройный топот солдатских сапог.
Мимо клуба шло какое-то подразделение. Лиц солдат в темноте не было видно. Сбоку шел офицер. Поравнявшись с Братновым, сидевшим на парапете крыльца, он воскликнул неуверенно: - Братнов? Братнов встал:
- Так точно, товарищ капитан... явился... Капитан (это был родненький).
- Как - явился? Чего так?
Братнов: - Здесь не курят...
Капитан (не сразу): - Ясно!..
Братнов принялся доставать из кармана гимнастерки документ.
Капитан: - Ладно-ладно! Пойдешь тогда со второй партией... Отходим в три ноль-ноль, с пирса! Не опоздай... - И капитан поспешил за ушедшими в темноту солдатами.
Братнов слышал только топот сапог и голос капитана: - Веселее, родненькие! За-певай!..