И штрафники запели. Песню заглушили звуки джаза из клуба...
...В большом, совсем уже пустом зале танцевало только четыре пары. Это наши герои и четыре девушки. Три в солдатских гимнастерках, одна - в нарядном платье. Как до войны. Играл джаз, а у стены стояли раненый лейтенант и дежурный с красной повязкой...
...Звуки того же вальса, но тихие, по-домашнему интимные. Это Санчес наигрывает на мандолине.
Мы в девичьей землянке-общежитии, у девушек, с которыми летчики танцевали в клубе. Посередине стол, покрытый домашней скатертью.
Глебик глядит на стопки, машинально, в такт музыке крутя пальцем по пустой тарелке. Вздохнув, он побрел вдоль стола.
Рядом с Санчесом сидела девушка, такая же смуглая, как он; матросская форма шла ей, и лишь очки с толстыми стеклами несколько нарушали гармонию. Ее звали Асей.
- Откуда вы знаете французский? - спросил ее Санчес.
- Учили... Они перешли на французский.
Глебик вздохнул и двинулся дальше.
Тимофей сидел рядом с медсестрой, очень строгой и монументальной: она крупнее его чуть не вдвое.
Тимофей робко покосился на медаль, которая лежала на ее груди, как на столе: - У вас странное имя, Каля...
- Я фактически Клава...
Гонтарь (шепотом Асе, кивнув на грудастую Клаву): - Величественная женщина...
Ася (шепотом): - Комсорг госпиталя!..
Скрипнула дверь. На верхней площадке y кое-как сбитой лестницы появилась с тарелкой огурцов Райка. Она не торопилась спускаться вниз; ей нравилось стоять здесь, наверху, выше других в своем крепдешиновом платье, притягательную силу которого не могли поколебать ни шинелька на плечах, ни кирза на ногах. И действительно, на нее смотрели с восторгом. Особенно Глебик. И она улыбнулась ему, нескладному, смущавшемуся.
Гонтарь забеспокоился, щелкнул мельхиоровым портсигаром, который выглядел как серебряный, спросил преувеличенно громко: - Ну, что там наверху?
- А чо?.. Война... - равнодушно ответила Райка и скользнула вниз мягко, бесшумно.
Глебик, все еще улыбаясь и смущенный этой своей улыбкой, потянулся к тарелке. которую держала Райка.
Гонтарь перехватил тарелку, отставил ее в сторону:
- Сказано, обождать! - Жестом пояснил: имей терпение, сейчас принесут... И жестом изобразил бутылку.
Глебик вздохнул и мрачно уселся у края стола, почему-то поглядывая на лестницу. Задумался.
Братнов сидел рядом с Шурочкой. Казалось, он забыл обо всем вокруг. Он смотрел на эту девушку, которую запомнил еще в клубе, когда она танцевала с раненым лейтенантом.
Шурочка (Братнову): - A вы до войны кем работали?
Братнов: - Полковником.
Шурочка: - Скажете тоже... Смешно.
Братнов: - Смешно...
Шурочка: - А вы тоже летчик? Да?.. Почему все летчики ужасные... - И, наклонившись к уху Братнова, шепотом:- Трепачи! Правда?..
Братнов утвердительно кивнул.
Шурочка: - А у вас жена есть?
- Есть.
- А я думала, вы скажете: "Нет". Все летчики говорят, что нет... Знаете, давайте за нее выпьем? Она потянулась к стакану, но вспомнила, что еще не принесли.
Братнов: - Сходим, потанцуем...
- Ой, конечно! - Она вскочила, протянула к нему руки.
Братнов осторожным и неловким движением коснулся ее. Она рассмеялась:
- B меня берете, как гранату Р. Г. Д.
Братнов (не сразу): - Я, Шурочка, уже пять лет не держал в руках гранаты Р. Г. Д.
- Ох вы, летчики-летчики... Ужасные вы все...
- ...Трепачи! - сказал за нее Братнов, и она расхохоталась...
И они стали медленно танцевать. Прошли мимо Глебика.
Глебик по-прежнему смотрел куда-то в сторону; затем вздохнул и решительно сказал:
- Все! Больше не могу! Давайте есть. Его неожиданно поддержала Клава:
- Ну, ладно. Раз такое дело... - И достала из тумбочки медицинский флакон.
Гонтарь: - Что же ты скрывала?! А еще комсорг! - И все ринулись к столу, быстро разлили спирт.
Санчес поднял стакан:
- Нет ничего более дикого и... как этo? несовместимого, чем война и женщина. Женщина родит, война.....
И вдруг Глебик, молчаливый, неуклюжий Глебик, поднялся и, отстранив рукой Санчеса и глядя куда-то мимо него, сказал: - Я прочту стихи...
Летчики переглянулись. Гонтарь прыснул, хотел что-то съязвить, но Глебик уже начал:
- О женщины, я видел вас
На лестничной площадке утром
Обыкновенных, без прикрас
А просто В нимбе рыжекудром...
Мужья спешили на работу,
А дети в школу. И в карман
Вы клали им по бутерброду,
Завернутому в целлофан.
Потом у лифта на площадке
вы их учили, как ходить,
В трамвай садиться, воду пить.
Чтоб только было все в порядке
И вслед глядели из окна
глазами с продымью зеленой,
Еще мерцавшей после сна
И после страсти разделенной...
Глебик читал, склонив голову набок и трудно произнося слова. Клава глядела на него, не моргая. Гонтарь притих, а Глебик продолжал:
День добрый! - Вы бросали мне
И опускали вниз ресницы
Чтоб утаить, что там, на дне,
Ночные шалые зарницы
Еще погасли не вполне...
Глебик замолчал, растерянно огляделся и сказал: - Все!..
- Брат Пушкин! - с восторгом воскликнул Гонтарь. - И в моем звене...
- Лермонтов!- поправил Глебик.
- Ну, нет! - Лермонтова срезали в поединке.
- Не спеши! У нас тоже будет все, как в аптеке...
Было тихо, только огромная, угловатая Клава не то всхлипнула, не то вздохнула. И словно от этого всхлипа стремительно поднялась Райка и, растолкав всех, подошла к Глебику. Она успела положить руки ему на плечи, хотела не то сказать что-то, не то поцеловать, но тут в землянку влетел запыхавшийся посыльный штаба:
- Девчата, кончай ночевать! Все срочно на объекты! - Побежал дальше.
Клава: - Полетели, девочки!..
...Летчики одни. Молча глядят на накрытый стол. Гонтарь вздохнул и медленно двинулся вдоль аккуратно заправленных коек. На одной из них поверх казенной - маленькая домашняя подушечка. Гонтарь взял с тумбочки флакон духов, поставил, пошел дальше. У полуотдернутой занавески лежало брошенное впопыхах крепдешиновое платье. Гонтарь взял его, подержал в руках, хотел повесить на место. Отвел занавеску: там у самой стены в пирамидке стояли четыре винтовки с примкнутыми штыками. На острие штыков был растянут, видно, для просушки, лифчик.
Гонтарь задернул занавеску.
- Эх, девочки, девчоночки... Ну, что делать будем?..
Братнов незаметно взглянул на часы. В землянку вбежал молоденький механик в комбинезоне:
- Вот, достал. - Он вытащил из кармана литровую бутылку.
- Еле к вам добрался... Дорога из порта перекрыта...
Гонтарь (подходя к нему): - Молодец! В самый раз принес... Наземный персонал, сколько тебе? (И, не глядя, сунул ему деньги.)
Механик: - Куда вы столько?
Гонтарь: - Не стесняйся... заработал... и давай отсюда! Ну!
Ошалевший механик пулей вылетел из землянки. Гонтарь ставит бутылку на стол.
- Ну, что делать будем?.. - И, подумав. - Эх, не пропадать же! - Он взял с тумбочки губную помаду и, прикинув, провел на бутылке черту. - Это нам, а это им оставим...
...Бутылка уже полупуста: вино почти подошло к красной черте. Но веселья за столом не прибавилось: сидят, ковыряют вилками. Санчес, с гитарой в руках, наигрывает что-то.
Гонтарь исподлобья поглядывает на Глебика. Наконец спрашивает:
- Сам сочинил?..
- Глебик, виновато:
- Сам...
Гонтарь качнул головой, протянул: - Пушкин ты, а не Лермонтов! И с начальством не пререкайся!
Тимофей - он, уже явно захмелев, сидел между Гонтарем и Братновым, поднял рюмку:
- За вашу удачу, Александр Ильич! Эх, вот был бы я командующий...
Братнов, улыбнувшись, щелкнул Тимофея по носу.
Гонтарь: - А такую знаешь? - Он забрал у Санчеса гитару и запел... Гонтарь пел тихо, душевно.
Все затихли... Тимофей, привалившись грудью к столу, слушал, отбивая рукой такт. Братнов достал часы, посмотрел украдкой. Взглянул на ребят. Хотел что-то сказать, но говорить не стал. Поманил Тимофея к двери: Тима... Тут у меня часы барахлят. Бой отказал... А ты у нас мастер... - И он отдал Тимофею часы. Тимофей взял, не глядя: - Ладно.