Результат - слезы и кровь русского еврейства. Массовая безработица, эпидемия самоубийств (более 500 случаев), распавшиеся семьи, бегство в страны, как правило, не желающие их принимать. Только в Канаде о статусе беженца, по официальным данным, всего лишь за один 1993 год просили 1077 русских евреев с израильским паспортом. По количеству беженцев в Канаду Израиль шел сразу после Ирана, Шри Ланки и Сомали. Как только Монреаль принял первых еврейских беженцев, тут же раздался окрик из Тель-Авива: "Не может быть беженцев из такой свободной демократической страны, как Израиль!"
И потащилась Канада за израильской "хуцпой" (на иврите - "наглость"), как бычок за веревочкой. Канадские эмиграционные суды свои постоянные отказы штампуют именно в такой форме: "Не может быть политических беженцев из свободной страны". А ходатаю Григорию Свирскому, чтоб он заткнулся и не защищал несчастных многодетных русских евреев с израильскими "дарконами", министр эмиграции и прокурор Канады шлют пространные объяснения. А кругом отчаяние и слезы, и нет им конца...
"Не предвидели!" Допустим, и это. Но что же предвидели? Войну Судного дня не предвидели, едва не погубили страну. Неудачу ливанской авантюры не предвидели. А арабскую интифаду? А то, что она выльется в народное восстание и камни начнут метать и старухи, и дети, предвидели? А выстрел в Рабина, о котором, по свидетельству профессора еврейского университета Шпринцака, Шин-Бет был предупрежден заранее?
Слепота людей, не желающих ничего видеть... Существует ли слепота более страшная, неизлечимая?
Любой вдумчивый израильский новосел, прибывший из России, на первом или, по крайней мере, на втором году своей жизни в еврейском государстве с удивлением узнает, что в "свободной, демократической" стране Израиль:
1) 93% земли принадлежит государству. В Уставе Еврейского Национального Фонда записано, что на землях Фонда нееврей селиться не имеет права.
2) Выборы в высший орган власти - Кнессет происходят только по партийным спискам. В стране нет никакой системы ответственности. Ответ держат только перед своей партией и ее руководителями, которые могут любого кандидата передвинуть с реального места в списке на нереальное. И наоборот. Никто не смеет поднять руки на систему, заведомо продвигающую наверх партийных "такальщиков", угодных всевластному руководству. Не существует и нормальных человеческих связей между избирателем и СВОИМ парламентарием, обычных на Западе.
3) Суда присяжных в Израиле не существует. Судей назначает правительство. Иначе говоря, в Израиле нет независимого суда.
4) Государством поддерживается строго регламентированная социалистическая экономика. В результате нет необходимости в людях с высоким уровнем образования.
Это и определило судьбу российской эмиграции в Израиль, а затем стало причиной бегства оттуда.
Самые распространенные выражения в сегодняшнем Израиле "ло эхпатли" наплевать, не имеет значения, и "ихъе беседер" - будет хорошо. Перед выборами доминирует, естественно, "ихъе беседер". После выборов - "ло эхпатли". Годами отношения народа и вождей вращаются в заколдованном кругу этой расхожей мудрости улицы. Не потому ли половина страны так боялась мирного процесса Переса и Рабина: он, этот процесс, тоже начался с обычного "ло эхпатли" (наплевать на нее, эту строптивую половину нации). Не завершится ли он столь же обычным и привычным воплем газет: "Не предвидели"? Ведь безопасность страны - как мост, который может рухнуть от ненадежности всего лишь одного, самого слабого звена.
Вот только напрасно нынешние обличители Рабина винят его в том, что он стрелял по кораблю "Альталена" с оружием для Бегина. Шла откровенная борьба за власть. За нее боролись партийные генералы. Рабин же был тогда солдатом. Мог ли он не выполнить приказ Бен-Гуриона? У Ицхака Рабина есть своя собственная непростительная вина. Создание "римского гетто", о котором с содроганием или насмешкой писали все газеты мира. Он, Ицхак Рабин, призвал на помощь себе все, что мог, и, наконец, добился, чтобы русских евреев, покинувших Израиль, не брал ни один американский фонд. 350 семей попали в капкан. Детей не принимали в школы, молодых не женили, старики умирали один за другим: в медицинской помощи им было отказано... Не кто иной, именно он, премьер-министр Ицхак Рабин, создал в 1975-1976 годах в католическом Риме еврейское гетто, из которого был только один выход - на кладбище. Оставшихся в живых спас архиепископ Австралии, приехавший на прием к папе. Узнав из газет о бедственном положении беженцев из Израиля, он дал гарант на сто семей.
"Римское гетто" противники Рабина и не вспоминают, похоже, судьба простых людей их тревожит не более, чем тревожила самого Рабина.
Примеры бесчеловечности соратников, как и противников, Бен-Гуриона могли бы занять несколько газетных полос. Лично, в частных конкретных случаях, эти руководители могли, впрочем, проявить и внимание к попавшему в беду человеку, и доброту. Но как только зажигалась перед глазами, как дальняя звезда, общая идея, ведущая в будущее, где все, конечно же, "ихъе беседер", тут ни о каких конкретных человеческих судьбах и речи быть не могло.
Привычное бесчувствие приняло катастрофический крен, когда простого человека, которого и в грош не ставили, враждующие политики втравили (в своих корыстных интересах) в многолетнее общественное противостояние, накаляя страсти и ненависть к партийным "инакомыслам".
На это прежде всего и обратила внимание талантливая журналистка "русского" Израиля Инна Стессель, выступившая в дни убийства Рабина в газете "Новости недели". "...По-настоящему виновны за это страшное преступление те, - пишет она, - кто десятилетиями политизирует население, кто разделил народ на два непримиримых лагеря... Сознательно нагнетаемая ненависть - это всегда опасность, в первую очередь для самого носителя злобности... Сегодня все мы должны произвести суд над самими собой, потому что каждый злобствующий тоже подталкивал руки убийцы..."
Я никогда не скрывал своего отношения к переродившейся рабочей партии, которая, подобно поднятому разводному мосту, отделила два, казалось бы, неразделимых берега - интересы и надежды простого человека и "интересы государства".
Но с той минуты, когда Перес и Рабин начали свой поход за мир, я всей душой с ними: в Иерусалиме живет мой сын и четверо моих внуков. Нет, не хотел бы я, чтобы они пали в вечной борьбе с арабами, как не хотел того же и для внуков Рабина и Переса.
Поселенцы на "временно оккупированных" территориях были гордостью и правящей партии "Ликуд", и раввината. Генерал Шарон отдавал на "развитие территорий" все, что мог и не мог, даже за счет строительства для новичков. Когда хлынули новые олим из Союза, не хватало не только квартир, о чем мы уже говорили, но даже скороспелых деревянных "караванов", названных олим "собачьими будками". Столкнувшись с этим, власти, не мудрствуя лукаво, принялись выбрасывать из центров абсорбции и гостиниц "олим ми-Русия", прибывших ранее. Выталкивали инвалидов, старух, одиноких матерей. Тогдашний премьер Шамир не был гуманистом и даже не притворялся.
Сменилась власть. Сменилась политика. Рабин и Перес начали переговоры с Арафатом.
Мир - доброе дело, но и доброе дело начали с привычного костолома. Ни в чем не изменяя себе, своему обычному равнодушию к человеческой беде. Это равнодушие, затрагивая многие аспекты жизни страны, сфокусировалось в эти дни на судьбе людей, шедших с политической жизнью "не в ногу".
"Поселенцы" из надежды страны превратились в обузу и помеху - в шею "поселенцев"! Рабин предупредил их, противников ухода с "территорий", что никакой компенсации они не получат.
Позвольте, а где же жить? Правда, у кого-то остались в городах квартиры, которые они сдавали новым "олим", но у большинства нет ничего. Многие из поселенцев - демобилизованные солдаты и молодежь - потому-то и подались на "территории", что безумно дорогое жилье в городах им было не по карману.
Напряженность росла не по дням, а по часам. Она висела в воздухе. Как-то у газетного киоска старик в черной шляпе, пробежав глазами сообщение о начавшемся отходе израильских войск с арабских территорий, поглядел на меня, незнакомого ему человека, и пробормотал с удивлением и досадой: "И ведь никто его не убьет, а?"