И вот Володя Кирпичников начал учиться. Поступил на рабфак и стал очень быстро меняться. Выяснилось, что с детских лет он много читал, но знания, приобретенные чтением, были у него какие-то пестрые, неорганизованные.
Вскоре после поступления на рабфак Володя женился. Клава, женщина не очень красивая, но необыкновенно милая, была учительницей. Она благотворно влияла на мужа. Под ее воздействием он стал учиться особенно старательно и внимательно. Да и преподаватели рабфака сразу обратили внимание на исключительно способного ученика.
В ту пору он был красив, умело носил кубанку, черную рубашку с серебряным поясом. Был только несколько грузным. В обхождении был резок. Сдерживать себя не умел, был не всегда терпим к чужому мнению и умел отстаивать свое.
На моих глазах он рос, как богатырь в сказке. Стал интересоваться литературой, историей, философией. Часто теперь говорил о том, что настоящий партиец должен хорошо знать историю развития человеческой мысли. А ведь еще недавно почти кичился своей необразованностью.
Его квартира в центре Ростова стала местом, где собирались поэты, прозаики, преподаватели университета. Там было интересно и весело, много спорили. Сам хозяин хорошо пел русские песни. Клава темпераментно плясала. Она с успехом выступала в самодеятельности, я был свидетелем того, как режиссер местной оперетты предлагал ей идти на сцену, но она только смеялась. Она любила свою учительскую профессию и не собиралась ей изменять.
Помню я и прогулки в степи, где пели хором. Бывали здесь и актеры, они находили, что у Володи очень хороший голос, бас, и ему надо учиться петь. Он был и прекрасным танцором, и отличным рассказчиком. Но литература влекла его сильнее всего. Писать ему на первых порах было не легко. Я очень удивился, когда увидел у Володи словарь Даля. Клава приобретала серьезные книги и учила его пользоваться ими. Вообще, я заметил, что этот мужественный, грубоватый и резкий человек теперь часто краснеет. По-видимому, Володя чувствовал себя неловко от того, чем раньше гордился. Он, например, очень стеснялся своей татуировки, но спрятать ее было трудновато.
Свои очерки он стал вскоре подписывать псевдонимом «Ставский».
Помню беседы с Володей после его первой поездки в Москву. Он с интересом говорил о памятниках старины, но наибольшее впечатление на него Москва произвела как великий центр культуры, культуры советской, культуры наших дней. Тогда он сказал мне, что мечтает жить в Москве и надеется, что эта его мечта осуществится. Он умел добиваться своего.
В ростовском большом, так называемом Машонкинском, театре проходил общегородской вечер самодеятельности. Выступали там коллективы и отдельные исполнители, частью без предварительной записи. В публике оказались поклонники Володи как танцора и певца, и они настойчиво требовали, чтобы он тоже выступил.
— Стоит ли? — обратился он ко мне.
Затем спросил совета у еще одного товарища. Пел и танцевал он с успехом. Я должен был писать об этом вечере отчет в газете «Молот».
— Я похвалю тебя, — сказал я ему.
— Только пиши «Кирпичников», не «Ставский».
Своим литературным именем он, видно, очень дорожил.
Рассказывал он увлекательно, даже порой слишком увлекательно, так что не всегда хотелось верить. Много вспоминал о еще совсем тогда недавних годах гражданской войны. А ему было что вспомнить. Он работал в тылу у белых — у Колчака, в Уфе и Тюмени, а затем у Врангеля, в Крыму. Не я один удивлялся, как это Володя Кирпичников, простой рабочий, выдавал себя то за студента, то за офицера. Приключения его порой были очень занимательными, но напоминали похождения матроса Шванди из только что поставленной тогда пьесы К. Тренева «Любовь Яровая».
Мы, его слушатели, сомневаясь в его рассказах, по-видимому, ошибались. Дело в том, что у нас было неверное представление о белогвардейском офицерстве. Кадровых офицеров в белой армии было не так уж и много, офицеров из интеллигентов тоже. Большинство составляли те офицеры последних предреволюционных лет, о которых пели в частушках:
Так что наш Володя мог играть роль белогвардейского офицера, даже не скрывая своей татуировки. Но как бы там ни было, его работа разведчика была героической и продемонстрировала ловкость, умение ориентироваться в очень трудной обстановке.