Маяковский был создателем своей поэтической эстрады, он был глубоко оригинален и неповторим. Все попытки внешнего подражания манере чтения Маяковского успеха не имели. Такое подражание, конечно, невозможно и ненужно. Важнее продолжать традиции Маяковского на поэтической эстраде. Речь должна идти о точности авторской передачи, о том, что каждая стихотворная строчка должна доходить до слушателя, попадать в цель. Выступление поэта перед аудиторией — важное, ответственное дело, важная часть поэтической работы. Маяковский понимал это и уделял этому делу большое внимание.
После смерти Маяковского В. Каменский писал: «Так потрясающе превосходно читать стихи, как это делал сам поэт, никто, никогда не сумеет на свете».
Это, конечно, правильно, но и другие поэты должны стремиться к такому совершенству.
То, что я здесь рассказал, это лишь мои впечатления. Мне кажется, что чтение поэтами своих стихов должно быть изучено, обобщено, весь имеющийся материал необходимо собрать, исследовать. Для тех, кто серьезно интересуется поэзией, важно знать, как читали поэты свои стихи, как воспринималось это чтение слушателем, как звучат стихотворные строки в неповторимой авторской передаче.
Без знакомства с этим история нашей поэзии будет неполной, незаконченной.
ИЗ СТАРЫХ ЗАПИСЕЙ
Так уж случилось, что я оказался первым человеком, с которым ему пришлось говорить на своем родном языке после приезда в Советский Союз.
Встречать автора музыки «Интернационала» собралась группа репортеров, а также представители культурно-просветительных организаций и жившие тогда в Москве бойцы Парижской коммуны Г. Инар и П. Фуркад. Но все они не сразу попали к поезду, который подали не туда, где его ждали. Помню, что мы, репортеры, даже бежали к этому поезду. Из репортеров я единственный говорил по-французски, и мы заранее условились, что я буду вести беседу…
Мы узнали Дежейтера по фотографиям. Он вышел из поезда с чемоданом, немного растерянно оглядывался по сторонам. Дело было не только в том, что он ни слова не знал по-русски: ему было уже восемьдесят лет и он очень плохо слышал.
Я первый подошел к нему, приветствовал его и тут же совершил ошибку, назвав его «месье».
«Камрад Пьер», — перебил он меня.
Затем он шел, опираясь на мою руку. Он был впервые в социалистической стране, даже мелочи казались ему значительными. Его заинтересовала надпись у двери вокзала. Не сразу удалось объяснить ему, что это надпись не слишком важная, просто написано «вход». Здесь у двери его встретили старики коммунары, расцеловались с ним. Как впоследствии выяснилось, знакомы они не были. Его окружили, впрочем он не забыл своего первого спутника и переводчика — когда подошла машина, он предложил мне ехать с ним.
Ему были отведены две довольно хорошие комнаты в Доме ветеранов революции. Мне показалось, что он немного недоволен, раздосадован, Я скоро понял, в чем дело. Отвел в сторону тогдашнего директора Дома, сказал, что для автора музыки нашего гимна следовало бы достать рояль. Скоро ошибка была исправлена, доставили рояль.
Я потом не раз бывал у него в гостях и слышал его игру на этом инструменте, слышал, как он пел своим хриплым, старческим голосом.
У нас мало знают об этом замечательном человеке. Даже фамилию его пишут неправильно. Почему-то называют его Дегейтером. Впрочем, в последнем издании Большой Советской Энциклопедии приведены оба написания рядом. Я твердо помню, что он называл себя Дежейтером.
Сколько-нибудь серьезные сообщения о нем печатались только в музыкальных журналах. Широкая публика знает о его жизни и творчестве очень мало.
Уроженец Бельгии, рабочий-мебельщик, он с детских лет увлекался музыкой. Зрелые свои годы прожил в Лилле. Здесь он руководил хором «Рабочая лира», для которого и был написан «Интернационал» на слова Потье в 1888 году, и тогда же впервые был исполнен под его руководством.
Он писал много, я видел у него многочисленные издания его музыкальных произведений. Правда, это были издания провинциальные, а тираж их был, по-видимому, невелик.
Конечно, «Интернационал» знаменовал неожиданный взлет его творчества, остальные его произведения теперь забыты.
Когда я пришел к камраду Пьеру через несколько дней после первой нашей встречи, я нашел его восторженно настроенным. Он успел прослушать «Интернационал» в исполнении двух оркестров и нашел, что теперь этот пролетарский гимн звучит сильнее, чем его старая песня.