— Принцип, Казимир Принцип. Сербский патриот. Вы мое имя еще услышите.
Мы услышали это имя через два года: оно стало известно во всем мире.
Я далеко не уверен, что австрийский гимназист, которого мы провожали, и убийца эрцгерцога Франца-Фердинанда, невольный виновник первой мировой войны, одно и то же лицо.
Через много лет я беседовал на эту тему с солидным советским историком, написавшим большой труд о Сараевском убийстве.
— Нет, — сказал он, — по-видимому, не тот. Фамилия Принцип в Боснии была широко распространена. После убийства эрцгерцога многие отрекались от этой фамилии. К тому же биография Принципа-убийцы очень хорошо изучена, и как будто бы он в Германии никогда не бывал. И имя совсем другое. Правда, там, в Боснии, не только католики, но и православные имели по нескольку имен…
И несмотря на это мой спутник Шура, ставший со временем крупным советским ученым, твердо был уверен, что мы провожали в Кольберге «настоящего» Принципа.
— Историки, — говорил он, — так часто ошибаются. А это интуиция.
Вероятно, все же другой. Но этот другой находился под влиянием схожих идей. Славянское единство, да еще влияние Бакунина, наконец влечение к терроризму, участие в тайных обществах… Пусть это другой, но, по-видимому, очень похожий.
ЦАРИ
Много тогда говорили о коронованных особах, разные о них ходили легенды и сплетни. Приходилось слышать, что стоит только увидеть такую особу — и будешь счастлив чуть ли не на всю жизнь. Таково уж свойство этих «помазанников».
Я видел трех коронованных особ, и все же прожил жизнь не очень счастливо. Может быть, так сложились обстоятельства, и коронованные особы не виноваты. Трудно сейчас разобраться в этом.
Еще за несколько лет до Кольберга мы ездили с матерью в Германию, и в Дрездене я лицезрел германского императора и короля прусского Вильгельма II. Правда, видел его недолго. Он проехал стоя в автомобиле (как говорили тогда — электрическом) по территории Всемирной гигиенической выставки. Он отдавал честь верному народу, а бюргеры неистовствовали. Они орали «хох» и «виват» во всю глотку. Наверное, некоторые из них охрипли.
Я запомнил деланную улыбку кайзера и закрученные вверх усы. И еще каску с белыми перьями, развевающийся по ветру оранжевый плащ. В общем, это была фигура по-своему эффектная и даже величественная, не только в представлении маленького мальчика, но и великовозрастных подданных, которые всегда говорили о своем кайзере с дрожью в голосе, с восторгом.
Видно, он неплохо играл свою роль великого монарха, но не доиграл. Привел империю к военному поражению и революции…
И в том же году я встретил здесь другого монарха, правда рангом пониже, даже стоял рядом с ним и слушал его беседу (очень краткую) с моими друзьями. Это был саксонский король.
Теперь уже мало кто, кроме историков-специалистов, знает государственную структуру тогдашней германской империи. Она состояла из двадцати пяти государств. Король прусский был императором Германии, но было и три других королевства, затем великие герцогства, просто герцогства, вольные города. Все это были особые государства, со своим монархом, со своим парламентом, как будто бы автономные в местных делах. Правда, их права постепенно сокращались в пользу центральной власти.
Мы жили в Дрездене у одного дальнего родственника, даровитого музыканта, который был тогда капельмейстером королевской оперы. Его особняк был расположен в королевском саду. В этот день у меня был в гостях старый товарищ по гимназии Боря и мой новый друг Коля, самарский гимназист. Играли мы в теннис, площадка была расположена почти у нашего дома.
И вдруг бегут немецкие подростки, восторженно крича: «Дер геник комт!» В Саксонии это слово произносилось с придыханием, выходило не «кениг», а «геник», и оттого саксонского короля называли «геником».
А затем к теннисной площадке подошли два человека, один — очень картинный генерал, весь увешанный орденами, другой — совсем невзрачный, рыженький, в пыльнике. И только черная палка с монограммами в его руках (тогда это было модно) привлекала внимание.
Мы были вызваны в будочку около плошадки. Невзрачный господин обратился к Коле с вопросом:
— Зи зинд руссен?
— Я.
— Аус вельхем штадт?
— Аус Самара.
— Самара — дас ист ам Вольга?
— Я.
— Унд зи?
— Аус Ростов.
— Ростов — даст ист ам Дон.
Затем они попрощались с нами и продолжали прогулку. А по аллее уже бежали к нам немецкие мальчишки, по-видимому они считали неудобным слушать беседу своего короля с иностранцами и отошли в сторону.