Саша выходит через несколько минут. Не выходит - сбегает по широкой лестнице, легко - всё ниже к воротам. Она меня не видит - просто спускается и, затем, идёт в сторону дома. Я подкрадываюсь сзади, преступник с добрыми намерениями - ловлю её за руку. Прижимаюсь лицом к её лицу. Она что-то шепчет мне, но я едва понимаю что. Голубые глаза испуганны - они не ожидали меня увидеть сегодня, но всё же им приятно, что о них кто-то думал. Целуя её, запускаю руку во влажное лоно чёрных как смоль волос. Мы проходим медленно по промокающему переулку. Я сжимаю Сашу за талию - тисками, словно боясь, что её заберёт проворливый дождь.
Мы гуляем пару часов - разговариваем, на её щеках лёгкий румянец - то ли от моих прикосновений, то ли от внезапно выглянувшего света. Она поднимается на носки, тянет свои губы к моим. Когда она прижимается ко мне щекой мне всегда стыдно, что я не брит.
Возвращаюсь в приподнятом настроении. Пока иду - настроение резко падает - луна, посильное одиночество, чёрное обезлюдивание. Пытаюсь ответить на вопрос: «Стоит ли ждать что-либо от жизни?». Категорическое «нет» нависает над головой, как висельник. Целую мертвые пятки своего смысла жизни.
Новый приступ самокопания похож на маленькую смерть. Меня не терзает нужда как многих. В чём-то я даже ловчее других - работая, умудряюсь получать пособие по безработице. Я достаточно здоров - пью меньше, чем следовало бы, не страдаю подагрой и могу бегать на короткие дистанции. В редакции меня ценят - из категории «подающих надежды», я уже перешёл в основную группу - «скучных рядовых журналистов».
Придя домой - бросаю ключи на стол. Падаю на кровать, не раздеваясь. Задумываюсь. Мысль как утекающее прошлое - капля, сливающаяся по моей гортани в район лёгких. И я тяжело дышу, к горлу подходит шерстяной ком. Сквозь перламутровую пленку на моих глазах различаю лёгкий полумрак, переливающийся по костлявому хребту моего настоящего.
2
Читаю сообщение в телефоне: «Человек человеку - волк. Как прошёл Ваш день?». Чувствую, как немые губы расплываются в улыбке. Пишу Саше, что жив. Более того, благополучно жив. Она отвечает мне скобкой - новый век, новые сердца.
Журналист - это недописатель. Он ловчее работает с компьютером, лучше знает, как растянуть текст на лишние 200 рублей, но пользуется словарём синонимов и не умеет шлифовать слова. Сажусь за компьютер. Работаю на два документа - в одном материал в готовящийся номер, в другом - рекламная статья о преимуществах строительства дома из деревянного бруса. В черновике уже хранятся достоинства дома из кирпича, пеноблока. Статьи подкопирку - почти идентичные «плюсы» и «минусы» с соблюдением уникальности текста. Побольше умных слов, в меру хвалебный псевдопрофессиональный взгляд, и заказчик, который, как и я - ни черта не понимает в строительстве, счастлив.
Пишу медленно. Слова как карты лежат на столе - я выбираю нужное - под определенную масть - бросаю её в текст, созидая многозначное игральное панно из метафор и переплетенных мыслей. Вскоре необходимость писать становится манией - пишу быстрее. Заканчиваю, бросаю голову под стол. Уже не нужна.
Я выхожу во двор в толчею улиц. Меня обуревает сонм противоречивости - он сыплется мне трухой на голову, а затем вниз по щекам, к ногам. Я держу в руках томик Сартра: там написано, что жизнь - это всего лишь книга. Судорожно сжимаю в руках эту самую жизнь.
Мне нравятся аллеи в них есть не предвзятое очарование - даже когда они голые - всегда. Только в глаза светит солнце - ярко и испепеляюще, словно я тлею под ним. Солнце и тлен - это синонимы?
Моя работа - мой бич. Моё ремесло - писать. Моя же работа хочет заставить меня бросить писать. Мы соревнуемся с моей работой - кто кого, пока один не пожрёт другого с потрохами. Я не люблю свою работу - она отвлекает меня от чего-то более важного, как сказал бы прирожденный фаталист - предначертанного. Я хочу написать книгу. Это будет роман - ведь я старомоден и мне претят новые формы. При этом мне не нужна слава. Признание - звонкая монетка, она выпадает из рук при первой же неуклюжести. Я хочу писать для одного читателя - своего читателя. Того, кого моя книга перевернет верх тормашками, вырвет ему сердце, глаза, носоглотку. Хорошая литература либо рождает, либо убивает. Бессмертная литература - делает и то, и другое одновременно. Я не претендую на бессмертие. Оно мне не по нраву - слишком сильно мне претит существование. И я не люблю долгожителей - в них нет тяги к моменту - высшему наслаждению, граничащему с волей и смертью.
А я - тварь. Это щепетильное осознание себя. Пытаюсь приспособиться к жизни с этой мыслью. Рука устала - мокрые пальцы судорожно сжимают обложку книги - она едва не выскальзывает из-под влажных тисков. Мне хочется побыстрее сесть. Сажусь - лавка горячая. Ощущаю жизнь на раскаленных углях.