Выбрать главу

Жалость проникает в меня, сдавливает что-то внутри - но я вырываю её с корнем. Чувства всегда исчезают, когда логика и убеждение выходят на первый план. И всё-таки, это так на меня не похоже, ведь больше всего я не люблю именно логиков и убежденных фанатиков.

Саша даёт мне пощечину и исчезает в водовороте улиц. Я остаюсь один. И это - то чего я хотел?

То.

Напиваюсь. Перепив, бегу на кухню - тошнота как любовь приходит, когда её совсем не ждешь. Стою над раковиной долго - от многочисленных усилий краснеют глаза, волосы склеиваются от пота и, наконец, награда. В раковине оседает выблеванная совесть.

6

Пришёл по заданию в паспортный стол. Уходя, забыл тетрадь, и на выходе меня окрикнули «Гражданин журналист!». На секунду я оторопел. Гра-жда-нин - какое неправильное, казённое слово. Я не гражданин, я - человек. Че-ло-век.

Гражданин - это ячейка, человек - это целое с множеством ячеек. Надо сразу решить кто ты в первую очередь - гражданин или человек. Не совместимость этих двух слов неожиданно поражает меня. Судорожно беру тетрадь - меня провожают взглядом полного недоумения.

Выйдя из здания, прихожу в себя. Возмущаюсь внутренней казуистике, плюю себе на ботинки. Гражданин или человек - всё одно - когда ты ни то и ни другое.

В последнее время, замечаю в себе какие-то почти гуманистические черты - думаю о человеке, как о разумном животном, а не как об обезьяне с более развитым IQ. Тем не менее слово «быдло» в отношении граждан моей страны - меня совсем не задевает - не испытываю ни капли возмущения, хотя и соглашаюсь с этим только в минуты душевной слабости. Слово же «элита» сказанное в отношении кого бы то ни было, мне претит в любых состояниях.

Дома, листая книгу по историю философии - удивляюсь тому, что она так поздно зародилась в этой стране. Хотя почва для философствования здесь на поистине немецком уровне.

Снова задаюсь вопросом. Если законы этой страны - безобразны, то любое преступление оправдано? Не становится ли преступление, направленное против этих законов - священным долгом? Как там, у древних - «et pia arma ibi nulla nisi in armis spes est», то оружие священно, с помощью которого, мир становится лучше. Думаю об этом серьёзно, без шуток, хотя это и попахивает революционными причитаниями. Думаю об этом уже не в первый раз, хотя прекрасно знаю, что зло, как таковое, зла не делает - убийства, насилие, террор чаще совершаются из добрых до той или иной степени бескорыстных побуждений. Как и у меня.

От последней фразы плюю себе на носки.

По телефону Саша говорит, что умрёт без меня. Стараюсь держаться беспристрастным, играть роль придуманную ранее, не выдерживаю, жалость всё-таки находит лазейку и пробивается. Извиняюсь несколько раз - но не более того. Вновь беру себя в руки. Зная, что Саше нельзя волноваться, пытаюсь её успокоить - говорю какой-то полурифмованный бред о том, как нужно себя вести в таких ситуациях, на что лучше отвлечься, как забыться. Мои советы были бы дельными, если бы произносил их не я. Она снова плачет и бросает трубку.

Мужской и женский гендер слишком разношерстен. Нельзя приравнивать мужские и женские чувства фразами наподобие: «Я тоже переживал подобное, и ты переживешь» и так далее. Постоянно делаю это в разговоре с Сашей. Не хочу, но снова забываюсь и говорю то, что не следует говорить.

Придя с работы - засыпаю как ребенок. Я не устал. Просто сил у меня больше нет. Бумаги разлетаются пьяным вихрем, когда я падаю на одну из стопок. Звук рвущихся страниц - и ни какого сочувствия. Ни в чем неповинные листы.

Дыхание вечности на запотевшем стекле - голубая мечта недолгоживцев. Жизнь - это не остросюжетный фильм. Жизнь - «Война и мир» в 30-40 томах без военных драм, масонских лож и больших любовных перипетий. А в конце маленькой эпопеи - в лучшем случае - неуклюжие объятия постаревшей Наташи Ростовой, в худшем - слабость и ничтожество окосевшего от вина Безухова.

Саша решает поставить фатальную точку, хотя в её глазах так и светится - многоточие. Я хочу спать, хоть и делаю вид что слушаю, а параллельно нервно дергаю пуговицу на рукаве. Пуговица чёрная, уже едва держится - она на грани срыва и её нужно скорее зашивать. Я тоже на грани срыва, но если я «зашьюсь», то сдохну от излишне трёхмерной действительности. Действительность не должна существовать запоями - ей нужно давать встряску - забвением, смехом, хотя бы крепким сном.