Елена стала отговаривать сына. Не потому, что имела какие-то предубеждения против комсомола, а потому, что слышала о нападениях бандитов на коммунистов и комсомольцев. Действительно, в то время еще орудовали в глухих районах республики остатки буржуазно-националистического подполья. Елена просто не хотела, чтобы Стасис подвергался опасности. Но Стасис только рассмеялся — он и в комсомол-то вступает только потому, что комсомольцы — самые активные члены истребительных отрядов по борьбе с этими бандами.
Вмешался Казимир. Он стал доказывать Стасису ненужность и даже вредность его затеи:
— Пусть в комсомол вступают русские ребята, а тебе, литовцу, там делать нечего.
Но Стасис ответил, что литовцы только тогда вздохнут свободно, когда не будет лесных бандитов, которых все равно уничтожат.
Это взбесило Казимира. Он стал кричать, что не желает жить со Стасисом под одной крышей, не хочет, чтобы «борцы за свободу Литвы» (так он назвал лесных бандитов), вздернув на сук этого «красного щенка», заодно расправились бы и с ним.
С большим трудом удалось Елене прекратить скандал.
Но вечером Казимир неожиданно стал оправдываться перед Стасисом, говорить, что плохо разбирается в политике, что тут, наверно, виновато старое воспитание. Совершенно миролюбиво Казимир заявил Стасису, что комсомол — это его личное дело. Стасис уже не маленький и может сам решать этот вопрос.
Мир как будто был восстановлен. Но ненадолго. Спустя некоторое время снова вспыхнула ссора: Стасис по заданию комсомольской организации выезжал на два дня в районный центр, и Казимир был крайне недоволен этим. Он лишался напарника по распиловке дров, а работа была сдельная и очень выгодная.
Последний и очень крупный скандал произошел поздней осенью. Однажды Казимир из-за чего-то придрался к Елене и ударил ее по лицу. В это время в комнату вбежал Стасис и с криком: «Фашист, не смей бить мою мать!» загородил ее собою. Взбешенный Казимир обругал его хромым щенком и велел не вмешиваться, а Стасис пригрозил, что если отчим еще когда-нибудь поднимет руку на мать, то горько пожалеет.
Через некоторое время Казимир начал поговаривать, что, поскольку Стасис не может выполнять тяжелые работы и зарабатывает мало, ему было бы лучше вернуться в город и устроиться учеником в какую-нибудь механическую мастерскую. Там он, кстати, может изучить моторы и стать квалифицированным мотористом для их будущей лодки. Стасис за последнее время к плану переезда на побережье несколько поостыл, но против поездки в город возражать не стал...
— Вот и все, — произнесла Елена. Она взяла с комода пачку писем и положила их передо мной. Сверху пачки лежала небольшая серебряная пластинка, на которой было выписано: «Верному Казимиру от благодарного графа Шидловского. 15.10.1936».
— Что это? — спросил я Елену.
— Пластинку Казимир снял со своего ружья и велел мне спрятать, — ответила она.
Только теперь я вспомнил, что на правой щеке приклада штуцера имеются чуть заметные отверстия от шурупов.
Писем было четыре. В одном из них Казимир писал Елене, что почти напал на след Стасиса, но тот незадолго до его приезда отправился на Курильские острова. В других письмах Казимир сообщал о каких-то знакомых, якобы рассказывавших ему о жизни Стасиса не то на Курилах, не то на Чукотке. В каждом письме он просил Елену не отчаиваться, не терять надежды и ждать их возвращения. В последнем письме, отправленном пять месяцев назад, Казимир писал, что не позже, как через полгода, он вернется к ней и, наверное, вместе со Стасисом. Ни одно письмо обратного адреса не имело, но по почтовым штемпелям можно было узнать, что опущены они в разных городах Сибири и Дальнего Востока.
Уже прощаясь со мною, Елена сказала:
— Учтите, что ни под настоящей фамилией, ни под фамилией Повилонис Казимир жить не станет. У него в запасе было несколько паспортов.
Обработав новые материалы, экспертиза дала заключение, что левая нога человека, останки которого были найдены в Румбульском лесу, действительно была короче правой на 2-3 сантиметра. Установила она и то, что письмо за подписью Стасиса было написано рукою Казимира Ляудиса. Был восстановлен и почтовый штемпель этого письма. Оказалось, что оно отправлено 24 декабря 1947 года со станции Гаукеле, Было доказано также, что пуля, изъятая из стены сарая на хуторе Матулевича, выпущена из ружья марки «Фосс» № Л.411. Точно совпали и отверстия на пластинке с отверстиями на прикладе этого ружья. Все это давало мне основание считать, что убитый в лесу был Стасисом Жибуркасом и что убит он своим отчимом Казимиром Ляудисом. Неясными оставались только мотивы убийства. Пока можно было предполагать, что Ляудис убил Стасиса, потому что боялся разоблачения. Но чем он занимался у пана Шидловского и на службе у немецких оккупантов — еще предстояло выяснить.