– Да вы что… Выносить что-то из архива?! Это же… Это же…
Слов у него не нашлось.
– Тогда придется переписывать, – пожал плечами Хиляк. – Копии сделать тоже не выйдет. А это работа, время…
– Да что той работы, – пожал плечами Доходяга. – Сотня личных дел, не больше. Приходите завтра, я перепишу – все равно ночью делать нечего.
Он помолчал, глядя на картотечный лоток, и спросил тихонько:
– А хотите знать, кого лично я считаю наиболее подозрительным?
Все уставились на него в ожидание продолжения.
– Того, – сказал Доходяга, – чьей карточки здесь нет. Что смотрите? Была здесь карточка – по номеру должна быть. А ее нет. Вот и думайте, что хотите…
9
Добрели до автобуса. Не знаю, как остальные, а я был разбит и подавлен. Теперь я понимаю, отчего Клоун не терпит подземелий. Даже вонь выхлопов и воронье карканье теперь стали милыми и приятными. И хмурый прохожий походил на Деда Мороза, и завывающая «Скорая помощь» превращалась в праздничный лимузин…
– А чего это «Скорая» у нашего автобуса встала? – нахмурившись, поинтересовался Хиляк.
Ему никто не ответил – все, не сговариваясь, прибавили шагу.
У автобусной двери нас встретил растерянный Баян. Он неуверенно топтался на месте, хлопал глазами и молчал.
– Ну! – Крот тряхнул его за плечо. – Что такое? Ну?!
– Что – «ну»? – придя в себя, насупившись, буркнул Баян. – Кум наш… того…
– Что – того?!
– Помер Кум. Во как…
– Как – помер? – ахнул Хиляк, схватившись за впалые щеки. Медленно осел, как подстреленный, прямо на асфальт.
Так я воочию убедился в том, что наставник мой – вовсе не бесстрашный ночной герой в плаще и шляпе, каким казался поначалу, а такой же слабак, как и все мы. Где-то лопнула струнка, заставлявшая его бодриться, шагать впереди и командовать. Теперь он сидит на асфальте – бледный, потерянный, беспомощный. И от этого становится еще хуже: нам, слабакам очень важно, чтобы рядом был кто-то сильнее, кто знает, что и когда делать, у кого есть ответы на все вопросы…
Из глубины автобуса доносились приглушенные голоса, мелькали синие халаты. Прохожие останавливались, смотрели на происходящее со сдержанным любопытством. Крови, мозгов, кусков тел и разбитых в дребезги машин не было, а потому люди быстро теряли интерес и шли себе дальше.
Крот растерянно посмотрел на меня – словно я мог что-то решить в подобной ситуации. А ведь я готов был в штаны надуть с перепугу.
Наверное, опять свое дело сделала моя внешность. Но, все-таки, я не так хорошо знал покойного, чтобы предаваться эмоциям. А потому набрался храбрости и спросил водилу:
– А как?..
Собственно, только на это меня и хватило. Я упорно отгонял мысли о предстоящих допросах, о вызовах в милицию, о злых и бездушных следователях и не менее бесчеловечных врачах…
Баян же относился ко всему проще:
– А вот так: сидел, сидел он, сидел со своим Клоуном – потом – бац, упал, задергался – да и помер. Чего вы удивляетесь? Я же говорю – его еще в больнице предупреждали: не пей, родимый, не пей! Он ведь водку лакал, как воду, честное слово…
– А… Клоун как? – дрожащим голосом спросил Хиляк. Он ежился, будто его озноб бил.
Надо же, человек помер – и какой! Экстрасенс, можно сказать, ясновидящий, хоть и со странностями. А Хиляк за куклу переживает. Все у этих слабаков не как у людей…
– А Клоун… – Баян похлопал себя по карманам, достал мятую пачку «примы».
– У покойника в кармане взял, – пояснил он, прикуривая от спички. – Он не в обиде будет, царствие ему небесное…
Дохнул на нас вонючим дымом, подумал…
– Да, – говорит. – Кум, значит, упал уже, дергается, а Клоун смотрит на него и кричит, визгливо так: «Заберите меня отсюда! Я мертвецов боюсь! Заберите меня, заберите!» И разрыдался – аж мороз по коже. А потом и он затих. А вот и они, голубчики…
Мы невольно подались назад: по ступенькам спустился усталый пожилой врач, а следом – санитары. Они тащили носилки и выглядели крайне недовольными. Тело закрыто белой простыней, так что лица видно не было. Но когда носилки проплывали мимо, из-под простыни деревянно вывалилась рука.
Хиляк сдавленно вскрикнул: с посиневшей ладони, прямо нам под ноги, жалобно звякнув бубенчиками, соскользнула кукла.
Санитары не обратили на нас внимания, врач тоже. Загрохотали носилки, заталкиваемые в «перевозку», захлопали створки дверей…
Что-то заставило меня поднять куклу. Она была такой же мертвой, как и ее странный обладатель. Безвольно свисали маленькие ручки, голову заломило на бок, глаза уставились в небо и будто бы еще больше остекленели…