Склоняюсь над столом, подманиваю пальцем собеседника. Тот не еще успел сориентироваться и невольно повинуется моему жесту.
– Слушай меня внимательно, – произношу я раздельно. – И не говори, что не слышал. Ты – слабак, тряпка…
– Что?!.
– Ты – ничтожество. А ну, тихо!! Молчи и не дергайся! Ты рта не раскроешь, пока я говорю. Понял?!
Человек, что сидит напротив, в ярости. Готов вскочить из-за стола, поднять крик, швырнуть в меня малахитовым пресс-папье, вытащить табельный пистолет, приказать охране стереть меня в порошок…
Но он этого не делает. Только судорожно сглатывает и, выпучив на меня глаза, медленно кивает.
Потому что он – слабак. И я это прекрасно знаю. А теперь и он знает, что я знаю. И вскоре у нас сложится полное взаимопонимание.
Мне становится немного легче. В конце-концов, наши аналитики могли и ошибиться. Не будь Мишин слабаком – мне, действительно, пришлось бы несладко.
А так он чувствует себя, примерно, как я. Только ему еще неуютнее, еще страшнее. Потому что он не понимает, что происходит. Ну, это не беда, это мы сейчас исправим.
Главное, чтобы ценный кадр не свалился с сердечным приступом…
Однако он здорово замаскировался. Не так-то просто нашему брату-слабаку пролезть в прокуратуру, занять должность с красивым названием. Обычно происходит так: другие люди – сильные, целеустремленные – пользуются нами, как строительным материалом для возведения своей служебной лестницы. Нами то и дело затыкают какие-то невидимые простым смертным дыры в системе. Используют как пешек в большой игре. Слабаки легко с этим мирятся. Потому, как вступать в открытую схватку с сильными для них равносильно самоубийству.
– Спокойно, спокойно… – улыбаюсь я, похлопываю Мишина по дрожащей руке. – У вас все будет хорошо. Даже лучше, чем можете себе представить. Ну, успокоились? Теперь поговорим…
Ставлю на стол небольшой увесистый предмет. Это метроном. Конечно, же, с небольшим секретом. Сдвигаю маятник – и приборчик начинает мерно тикать.
Все. Теперь Мишин будет слушать меня очень внимательно. И не только потому, что я умею подавлять слабаков. И не только потому, что у меня метроном Ловца.
Он будет слушать меня потому, что я принес ему надежду.
Из прокуратуры вышел совершенно измотанный. Не люблю подобные организации – просто сил нет.
Но все-таки, я доволен. Как охотник, взявший хорошего зверя.
За углом меня уже ждет потрепанный, насквозь проржавевший «Опель». Сажусь рядом с водителем, закрываю глаза.
– Ну, что? – спрашивает Хиляк.
Нервничает. Он всегда нервничает во время подобных заданий. Зачем-то поправляет стекло заднего вида, ерзает. Да и одевается он, как шпион из плохого фильма.
Что поделать – слабак, хоть и высокого ранга.
– Получилось? Не молчи только!
– Ну, что сказать… – скромно произношу я. – Прокуратура, считай, наша.
Что-то не вижу ни радости, ни одобрения на лице патрона. А ведь это мое первое серьезное задание. Ввести в Контур действующего прокурорского работника – неплохое начало для Ловца.
Хиляк действительно чем-то озабочен.
– Поехали, – говорит. – Гонец принес дурные вести…
На приборной панели, под стеклом действительно лежит маленький мятый свиток. Я скосился на Хиляка, взял бумажку, глянул. Разобрал только адрес. Прочие каракули не имеют для меня никакого смысла. Все-таки, я новичок и не слишком разбираюсь во всей этой казуистике. Сплошная секретность, доходящая порой до абсурда. Вот, скажем, зачем нам гонцы, оставляющие бумажки, когда можно просто позвонить?
Ехали молча. Вырулили на Ленинградский проспект, очень удачно проскочили, не встряв в пробку, свернули в арку большого дома вычурной сталинской постройки. Вылезли из машины, вошли в мрачный подъезд. Поднялись на лифте. Такое ощущение, что в этой кабине однажды заперли черта, и тот отчаянно пытался вырваться наружу – стены, потолок, кнопки этажей закопчены и обуглены самым варварским образом…
Хиляк не стал звонить в дверь. Вместо этого постучал витиеватой комбинацией. Дверь открыл незнакомый парень. Как скупо объяснил Хиляк – не Ловец. Из параллельной системы – Блюститель. Я никогда не сталкивался с Блюстителями. Выглядел он хмуро и впустил нас, вроде бы с неохотой. Но я знал: полномочия Хиляка позволяют многое.
В зале с лепниной на высоком потолке, со старой потрепанной мебелью, на рассохшемся паркете лежал человек. Лежал на боку, скрючившись, как от боли, и самое неприятное – уставившись перед собой широко раскрытыми газами.
– Сам? – быстро спросил Хиляк.