— Хрен поймешь. Передержка какая-то, или госпиталь.
На балконе стояла группа местных жителей. Выглядели они зачуханными. Помятые и небритые лица, не сильно новая форма свисала с них, как опавшие паруса. Большинство было с повязками на разных частях тела. Они повернулись нам навстречу и осмотрели снизу доверху.
— Привет, мужики — первым заговорил с ними «Напор».
Он был местным и поэтому чувствовал себя тут как дома. Он родился и вырос на Донбассе. Когда начались военные действия, ему не было и восемнадцати. Воевать он пошел почти с самого начала и периодически уходил из армии ДНР, чтобы снова вернуться. Есть такие люди среди военных, кого война засасывает и больше не отпускает. Как моего друга из Владивостока.
— Привет, — нехотя ответил местный. — Зак-кур-урить, есть что н-ни-будь путевое?
— Что за располага? — спросил «Напор» протягивая им сигареты. Несколько рук потянулось к его пачке.
— Б-б-больничка. Мы тут на от-т-тяжке. П-п-осле ранений.
— Контузия?
— Д-да, — ответил боец.
— Ждем, пока заживет, и обратно на «передок», — прикуривая от сигареты «Напора» подхватил седой мужчина с лицом похожим на изюм.
— Вы тоже из «Вагнера»? — спросил Леха.
— Угу, только мы «Кашники», — посмотрел он на нас. — Из проекта «К».
— Братан, да они не догоняют, — вмешался третий, чуть моложе и с перевязанной рукой. — Зеки. Нас Дядя Женя из зоны дернул Родину защищать.
— Зеки? — повторил за ним я.
— Мы уже несколько месяцев воюем. За свободу и полную амнистию!
Внизу началось движение, и зеки сказали нам, что настало время обеда. Мы вместе с ними спустились вниз, и нас накормили вполне сносной едой. За столом сидело около ста человек. Двадцать пять были наши, а остальные присутствующие были из бывших заключенных. На тот момент я слышал от «Магазина», что в «Вагнере» воюют заключенные, но не знал о реальном масштабе этой инициативы.
В завершении нам выдали «вагнеровские» пайки. В картонной коробке была банка тушенки, отличного качества, фасоль с мясом, банка печеночного паштета, три пачки галет, шоколадка, чай, кофе и сахар. И, естественно, набор одноразовых приборов.
После обеда я решил пройтись и посмотреть, что тут происходит. Неизвестность рождала напряжение и вопросы: «Куда мы поедем, и что нас там ждет?».
Лучше всего отвлечься от напряжения мне помогала прогулка. Я обошел вокруг здания и вернулся в холл. Несколько наших ребят сидели с местными и внимательно их слушали.
Я решил тоже послушать рассказы бывалых воинов, получивших ранения в бою. Я подошел и молча присоединился к их тусовке, сидящей за несколькими сдвинутыми столами. Наши распотрошили свои пайки и угощали местных. По кругу ходила кружка с чифирем. Какой-то боец задрал штанину и показывал следы от осколочных ранений двум парням из нашей группы:
— Там пиздец, братва! Жопа! Хер голову из окопа высунешь! со мной из отряда записалось сто человек. Месяц, и половина — «двести». В Соледаре почти весь взвод стерся, — взахлеб рассказывал зек с выпученными глазами.
К нам подошел доктор в белом халате. Рассказчик, увидев его, замолчал.
— Бля! Я же вам сказал тут не устраивать «блат-комитет»! Нахуя вы тут лапшу этим на уши вешаете? Не слушайте их. Эти уебаны вам еще не такое расскажут, — не стесняясь в выражениях стал орать он.
— Доктор, что ты кричишь? Мы ребятам рассказываем о том, как дела обстоят, а ты орешь, как подорванный.
— Предупреждаю в последний раз, — строго и по слогам сказал доктор, — ещё раз вас тут застану — выпишу! Поедете обратно недолеченными.
— Ясно, ясно… — раненые стали собирать еду и пошли на улицу.
Доктор повернулся к нам:
— Все, что они говорят, можно поделить на сто двадцать пять. Они тут гасятся, чтобы время контракта шло быстрее. Раны свои расковыривают.
— Каким образом? — удивился я.
— Это не самострелы. Они не дебилы, чтобы стрелять в себя и подставляться под «вышку». Как бы вам объяснить? Допустим, идет обстрел. Он руку из окопа вытаскивает и ему осколками попадает по руке. И все! Он «трех-сотый». Идет на эвакуацию. Их задача пропетлять тут полгода. На фене это называется «замастыриться» и «съехать на больничку».
Я испытывал смешанные чувства по отношению к происходящему. Бойцы из моей группы тоже смотрели на доктора с выпученными глазами. С одной стороны, не было повода не верить доктору, но это звучало неправдоподобно и дико.
Я впервые столкнулся с бойцами ЧВК, которые были привлечены к боевым действиям из мест лишения свободы. Мои фантазии об элитном подразделении подверглись очередному штурму суровой реальности. Доктор попрощался с нами, пожелал всего хорошего и ушел.