Они слушали мою лекцию и кивали с серьезными «заточками».
Вечером я построил отделение и представил их личному составу.
— Командир, а давай введем новые звания, — выкрикнул Джура из строя.
— Какие? — не понял я, совсем забыв, что Джура — юморист.
— Для командиров групп пусть будет «микроконстебль».
— Тогда, тебя я повышаю до звания «оберконстебль»!
Чем ближе мы были к передовой, тем больше каждый из нас погружался в себя. Мне свойственно рефлексировать, и в этой обстановке я стал наблюдать за собой и за тем, как я справляюсь с тревогой и страхом.
Говорят, что на войне не бывает атеистов. Когда наступает время испытаний, и обычные способы и средства не помогают справиться с постоянной тревогой, ты волей-неволей ищешь ресурс, который будет под держивать и давать силу. В чем суть веры и религии? Любая религия дает тебе смысл. И не просто смысл, а смысл, который преодолевает черту физической смерти. Я стал замечать, что чем ближе мы подъезжали к линии боевого соприкосновения, тем чаще я стал молиться, препоручая себя Богу. «Пусть будет, как Ты решишь…» — это давало утешение и мужество.
А еще я вспоминал деда. Мой дед провоевал четыре тяжелых года Великой Отечественной войны простым пехотинцем. Его рассказы я помню до сих пор. За время войны он несколько раз был ранен. Однажды, когда его раненого эвакуировали из Крыма, на них налетели «Мессершмиты» и чуть не потопили их санитарный теплоход.
«Дед, тебе же сто процентов тоже было страшно. Но ты смог выжить и вернулся на Украину и создал семью. Я тоже сейчас воюю с ребятами, у которых на технике такие же кресты, как и у тех нацистских «мессеров». Я твой внук! И тебя не подведу», — поддерживал я с ним внутренний диалог.
Только тут я стал понимать, что это значит: каждый день проживать боевые будни. Когда мне было восемнадцать, и я был в Чечне, это было какое-то приключение. Недаром говорят, что у молодых снижена критика, и благодаря этому они считают себя бессмертными. С годами приходит понимание хрупкости жизни. То, что в молодости воспринималось как данность, тут воспринималось, как великий дар. Мое отношение к деду и его подвигу изменилось.
Год назад, когда началась СВО, я увидел украинский ролик: как один из украинских солдат показывал журналистам фото своего деда, которое он взял с собой, чтобы доказать ему, что он воин. На фото был красноармеец. Удивительная метаморфоза, которая может произойти с мозгами. Хотя у многих украинцев предки служили в Красной Армии, они не стеснялись рисовать на танках кресты, называть улицы в честь нацистов и чтить память предков, которые воевали против нацизма в Советской Армии. Воистину мозг — невероятная система, которая способна совместить несовместимое.
Каждый вечер наш командир ездил в штаб. Я с нетерпением ждал его возвращения, чтобы узнать на планерке, что мы выдвигаемся. Пока мы его ждали, я представлял, как это будет. Некоторые отряды уже вели бои вокруг Бахмута, заходили в Опытное и Иванград. Я узнал, что с Востока заходила «Десятка». С севера — другие отряды. Очень хотелось узнать, куда поставят нас и что мы будем штурмовать. Самое непереносимое для меня, как и для многих людей, — неизвестность и неопределенность. Когда нет четкой и ясной информации, мозг мечется в ее поисках и, если не находит реальные факты, информационная пустота начинает заполнятся фантазиями и мистикой. Погружение в армейскую рутину позволяло отвлечься и не рефлексировать о будущем и происходящем на руинах Российской Империи и Советского Союза.
На низком старте
В процессе слаживания на полигонах я понял, что работа большими группами не сильно эффективна и подумал предложить работу в пятерках. На одной из планерок я проинформировал о своем замысле командира, расставил на столе построение используя подручные средства.
— Командир, я решил, что мое отделение будет работать не десятками, а пятерками. Три человека впереди и два сзади.
— Чем это лучше? — серьезно спросил командир.
— Пятерка более мобильна и скрытна. Ей проще управлять. И, самое главное, мы минимизируем количество потерь. Десять человек — это достаточно большое скопление людей и удобная цель для украинской арты. Вероятность поражения и потерь при работе десятками значительно возрастает.
— Не возражаю. Пробуй, — подумав несколько секунд ответил командир.
Назад с этой планерки, мы шли с «Бануром» и я видел, что ему грустно. Вся его скукоженная фигура — оплывшие черты лица и глаза, прикрытые воспаленными от недосыпа веками — вызывали беспокойство.